Даже несмотря на то, что в завершении аудиенции жрец манси сказал:

– Твоя судьба – в Сибири править! – И особо заговорщицким тоном добавил: – И Кучума одолеть!

Хоть это обнадёживало!.. С каждым часом казаки Ермака приближались по Тавде к реке Пелым, где в центре вогульского княжества стоял город князя Аблыгерима, названный по имени реки. И вот тут казаки каждый день и час должны были быть настороже!.. Они вошли в Пелым и скоро увидели на левом берегу город-крепость. Хоть и деревянная, но это была твердыня, срубленная по законам оборонительной архитектуры. С башнями и стенами, с бойницами. Сразу было видно, что князь Аблыгерим – не какой-то мансийский князёк из глухомани, не раз бывал на Русской земле и видел, как строятся крепости. А может, и русские плотники, попавшие в плен за Камень, срубили ему этот замок!

Почему бы и нет? Скорее всего, так оно и было!

Но о том, чтобы штурмовать такую крепость ратью числом в двести с небольшим человек, среди которых были ещё и раненые, не заходило и речи. И вновь вдоль берегов следовали мансийские воины и следили за непрошеными гостями.

Казачий круг собрали на небольшом островке, куда Ермак приказал всем капитанам подвести свои струги. Решение у всех было однозначным. Никто не хотел мучительной геройской смерти.

– Мы эту крепостицу на закуску оставим, – подытоживая решение круга, сказал Ермак. – Уж коли мне шаманы предсказали править Сибирью, сюда мы и вернёмся в первую очередь. Вот только порохом и свинцом разживёмся, да людишками!

И уже скоро под надзором всадников Аблыгерима и охотников-манси они вновь плыли, но уже по течению Пелыма, вниз. И вскоре вновь оказались на распутье, где в Тавду впадали сразу две реки – Пелым и Лозьва. Корабли даже идти стали тише, так хотелось казакам проверить этот путь, о котором столько говорили местные жители! Но плыть на свой страх и риск – можно ли? А вдруг там реки горные, с непроходимыми порогами, и лодки их не пройдут? А сами они окажутся у отвесных скал, которые не пустят их? Что тогда? А встретят их там многочисленные племена дикарей-людоедов? И расставят для них ловушки? Хорошо они знали только два пути возвращения домой: Печорский и по Серебряной.

По ним весной они и пойдут все вместе – с Иваном Кольцо и другими их братьями-казаками. Так решили ермаковцы и направили свои струги в Тавду.

Вернувшись в устье Тобола, на Карачин остров, казаки узнали, что здесь за это время ничего страшного не случилось. Иван Кольцо стерёг крепость и ждал своих друзей. Все решили, что сама судьба в образе жрецов-манси отвела от них грозу.

Но это было не так…

В октябре, когда до заморозков оставалось всего ничего и сибирские реки готовились крепко встать на зиму, с берегов Карачина острова казаки увидели картину, взволновавшую их до глубины души. По Тоболу в сторону Иртыша плыли струги! Не менее десяти! Русские струги! Казаки немедленно зарядили пушку и пальнули в воздух. Как же раскатисто закаркало вороньё, вспорхнувшее с облетающих деревьев! И зловеще закружило над островом, пронзительно понося непрошеных приживал! А потом казаки высыпали на берег и стали поджидать гостей. И каков был их восторг, когда они увидели не простых гостей, тех же пермяков, а красные кафтаны стрельцов! Это значило только одно, что к ним пришла долгожданная подмога. Хоть и с опозданием на год. Что атаманы Савва Болдыря и Черкас Александров перешли-таки Камень и добрались до Москвы! И царь-батюшка прислал им подкрепление!

Струги один за другим стали приставать к Карачину острову…

– Из Москвы, ребятки?! – кричали казаки. – Савва Болдыря жив?! А Черкас Александров?! Живы наши казаки?!

Ермак и Матвей среди первых оказались на берегу.

– Живы они, живы, – отвечали стрельцы. – Мы уж думали, на край света плывём! Конец нам, думали!

– Тут я, братцы! – привстав, замахал рукой Савва Болдыря с подходящего струга. – Неужто выбили вас из Кашлыка?!

– Не-а! – отвечали ему. – Сами ушли! Тут спокойнее!

– Да что долго так, Савка?! – запахивая кафтан на нижнюю рубаху, рявкнул подбежавший Иван Кольцо. – Смерти нашей ждали, что ли?!

– Узнаешь, Ваня, не поверишь! – прыгая на берег, отвечал Болдыря.

Казаки всё внимательнее присматривались к гостям. Странно выглядели первые бойцы государевы – совсем не молодцами! Уставшими, измученными, выбившимися из сил. Точно из великой битвы только что вынырнули они. Понурыми, кислыми! И как-то чересчур густо набиты были стрельцами струги. Пусти в такой струг стрелу – сама найдёт жертву!

– Краснокафтанные-то точно сельди в бочке! – пошутил кто-то из казаков. – Это что ж, царь-батюшка на корабли поскупился?

– Заткнитесь, – оборвал шутников Иван Кольцо. – Тут дело неладное! Сейчас Савка Болдыря нам всё и расскажет!

– А и впрямь неладное, – согласился с ним Матвей Мещеряк. – И тёмное к тому же! Где ж обоз-то у этого флота? Где мука и зерно? И где порох? Да не ограбил ли кто их по дороге? Точно сироты…

Первым двинулся к хозяину острова сам командир в богатом, но поизносившемся кафтане, в знатной медвежьей шапке. По виду – воевода. За ним следовал и второй командир – стрелецкий сотник.

– Ты Ермак Тимофеевич?

– Я, – ответил головной атаман.

Князь поклонился Ермаку и казакам:

– Князь Семён Дмитриевич Болховский, воевода, прибыл от царя с ратью в триста человек. Иван Глухов – голова стрелецкий, – указал он на второго, и тот поклонился. – И бумагу я вам привез от царя добрую.

– Что в бумаге? – с ходу спросил Ермак.

– Царь всех жалует своей милостью и всем казакам прощает их былые грехи. Все казаки теперича – верные государевы слуги!

Слышавшие это казаки возликовали. Вот и награда: от сибирских татар – шкуры соболиные, от царя – признание, почёт и помощь! Всё встало на свои места!

– Есть Бог на свете, – покачал головой Матвей.

Все знали: если пришлёт царь в Сибирь большое войско, то можно будет возвращаться домой. Ермак переглянулся с Иваном Кольцо: как ему, вчера ещё висельнику, новость о «милостивом всепрощении»? Лицо вольного атамана, грозы всех ногайцев, прояснилось, глаза заблестели.

– Не зря я с тобой пошёл, – усмехнулся Иван. – Как сердцем чуял: дело того стоит! И Сибирь взял, и к царю в милость попал! А что царь, когда про Сибирь узнал, сильно возрадовался? – спросил он Болховского. – Расскажи нам, князь!

– Говорят, сильно. Да только нет более прежнего царя…

– Как так?! – был общий и возглас, и ропот.

– Преставился царь наш, батюшка, – ответил Болховский и перекрестился. – Ещё по весне. Теперь на троне сын его сидит – Фёдор Иоаннович, дай Бог ему здоровья.

Иоанн Грозный оказался на троне ещё мальчишкой: большинство казаков при нем взрослели и мужали, и всем казалось, что царь этот будет сидеть вечно! Иоанн Рюрикович, прозванный Грозным, умер в марте 1584 года, освободив Московское государство от своего личного ига, которое мало чем уступало татаро-монгольскому.