Немец слушал внимательно, делал пометки в лежащем на столе блокноте. Когда Сумцов закончил рассказ, майор жестко произнес:

— Сказочки рассказываете. Для детей.

— Можете проверить. У вас на нашей стороне наверняка найдутся свои люди.

— Да у нас везде есть свои люди.

— Пусть проверяют.

Случай с сержантом был разыгран как по нотам. После выстрела Сумцова холостым в грудь сержанту, тот свалился «без сознания». Задействованные в этой операции еще два человека вынесли на плащ-палатке сержанта и срочно увезли в «госпиталь». Пустили слух, что сержант умер. Впопыхах Сумцова не отстранили от командования взводом, и ночью он ушел к немцам.

— Фамилия сержанта? — потребовал немец.

— Николай Калашник.

— Давно находился в роте?

— Недели две.

— Совсем недавно, — сказал майор.

— Так на передовой же долго не живут, — как бы удивился вопросу Сумцов.

— Расскажите о себе. Подробно! — приказал немец.

Сумцов изложил свою слегка подправленную биографию, разумеется, опустив свою службу в пограничных войсках и в «СМЕРШ».

Майора интересовало всё: места, где Сумцов родился, жил и работал, его родственники, служба в Красной Армии.

— В школе вы работали старшим пионервожатым. Это значит, массовик-затейник, — заметил немец.

— Не совсем так. У пионервожатого другие задачи.

— Вы комсомолец?

— У нас вся молодежь состоит в комсомоле.

— Коммунист?

— Нет. Не довелось быть.

— А как относитесь к большевистскому правительству? Проклинаете их режим?

— Да нет у меня оснований ненавидеть советскую власть. Жил я не хуже других.

— Однако перешли на нашу сторону, к врагам.

— Что делать? Безвыходные обстоятельства.

Сумцов не лебезил перед немцем, держался с достоинством. Константину казалось, что немец был настроен дружески, но его внешнее дружелюбие скрывало желание проникнуть в мысли собеседника и разгадать истинный смысл его намерений.

Первое впечатление Сумцова было такое, что легенда срабатывает. Чем необычнее легенда разведчика, тем она действеннее. А его легенда была необычной. После бесконечных вопросов и ответов разговор немца с Сумцовым закончился, и его доставили в лагерь военнопленных. Он оказался в длинном бараке. С порога на него пахнуло тяжелым, резким запахом карболки, пота, тлена. Ему указали место на нарах. Лежа на жестких нарах, Сумцов мысленно подводил итоги всего с ним происшедшего, старался представить, что ждет его впереди. Шли дни, о нем, казалось, забыли. Но в том, что его помнят, Константин убедился после того, как немцы подводили к нему свою внутрилагерную агентуру. Таких попыток было несколько. Однако из этого у них ничего не вышло: Сумцов без большого труда определил агентов.

И вот настал день, когда с «перебежчиком» Сумцовым беседовал немецкий полковник. Он стремился получить согласие Сумцова на зачисление его в «Русскую освободительную армию». Для Константина это не было неожиданностью. Он видел, что представители гитлеровских спецслужб рыскают по лагерю, подыскивая среди военнопленных охотников служить «великой Германии». Обещают хороший паёк и другие льготы. Но в разговорах не до конца раскрывают свои карты. Так что можно оказаться в команде карателей или лжепартизанском отряде. А Сумцову надо в абвер. «Как же добиться этого, не вызывая у немцев подозрений?» — напряженно думал Константин. На память приходили слова чекистов, направивших его в тыл врага, о смекалке, находчивости, разумной инициативе разведчика. «Действовать напрямик, открыто предлагать свои услуги абверу, разумеется, нельзя. Лучше идти в обход. Но как?» — уже не раз спрашивал себя Сумцов, но ответа не находил. Сейчас ему предстояло дать ответ немецкому полковнику.

— Я устал от войны и хочу отдохнуть, — ответил немецкому офицеру Сумцов. Он твердо помнил поставленную перед ним задачу — заинтересовать собой гитлеровскую разведку и попасть в школу абвера. И только в крайнем случае идти на службу в РОА.

— Не хочешь служить у генерала Власова — пошлем в лагерь, — не скрывая своего раздражения, пообещал ему полковник.

«А если я перестарался и не попаду куда надо…» — забеспокоился Сумцов, но менять своего решения не стал.

Из лагеря Сумцова отправили в местечко Нойгоф в 12 км от Кенигсберга.

В Нойгоф в июле 1943 года была переведена Варшавская разведшкола, непосредственно подчинявшаяся главному штабу «Вали». (Этому штабу подчинялись многочисленные разведывательные, диверсионно-террористические и контрразведывательные абверкоманды.) Школа являлась центральной и показательной по методам подготовки квалифицированной агентуры из советских военнопленных. Начальник школы — майор Моос (Марвиц). До середины июля 1943 года школа размещалась на бывшей даче Пилсудского в м. Сулеювек, близ станции Милосна, 21 км. от Варшавы, имела номер полевой поч-ты 57219. В Нойгофе школа была законспирирована под воинскую часть РОА, псевдонимы всех преподавателей были изменены.

В Нойгофе Сумцов оказался в большом, окруженном лесом лагере. Как только Константин прибыл туда, его сразу же провели в помещение канцелярии. Через несколько минут с ним уже разговаривали два немецких офицера, свободно владеющие русским языком. Очевидно, советский офицер-«перебежчик» заинтересовал их. Беседу вел пожилой майор, слегка прихрамывающий на одну ногу. Худощавый капитан, сидевший с ним рядом, изредка вставлял замечания.

— Вам известно, куда вы попали? — вежливо осведомился майор.

— По-видимому, в лагерь военнопленных.

— В известной мере это так, пленные у нас здесь есть. Но главным объектом является разведывательная школа, которую эти военнопленные обслуживают, — майор острым взглядом окинул Сумцова и продолжал: — Нам известно, что вы перешли на нашу сторону и, как говорится, обратно вам пути нет. Если не возражаете, мы зачислим вас в разведшколу, чтобы вы вместе с германской армией могли бороться против большевиков.

Это прозвучало так неожиданно, что Сумцов чуть не выдал себя. О таком он мог только мечтать. Скрывая свои чувства, он нахмурил брови и не спеша ответил:

— Чтобы бороться, надо иметь идею, а я человек безыдейный.

— Понятно. Но о нашем предложении вы все же подумайте. Ответ завтра. Желательно положительный. Пока будете жить с обслуживающим персоналом, но фамилию следует изменить. Будете, скажем, Алексеевым.

— У нас уже три Алексеева, — уточнил капитан.

— Тогда Сергеевым. Свою фамилию с сего дня рекомендую забыть. И второе — с местным населением не общаться, с обслуживающим персоналом не болтать. За болтовню у нас одно наказание — на тот свет, — жестко закончил беседу майор. Капитан отвел Сумцова в барак, где жили военнопленные. На месте никого не было. Только на кухне, располагавшейся в конце барака, повар готовил обед. Из разговора с ним Сумцов узнал, что здесь, в Нойгофе, находится школа абвера. Недавно она перебазировалась из-под Варшавы.