Ленин улыбнулся и закончил сам:

— Которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать! — Он с теплом посмотрел на Дзержинского: — Вы хорошо помните мои слова. И они, я вижу, не расходятся у вас с делом.

Дзержинский напомнил:

— Вы ещё говорили, что партия — не должна оставаться одна.

У Хозяина помимо воли вырвалось:

— Товарищ Лэнин такого нэ говорыв!

Ленин возмутился:

— Вы — что, лучше меня знаете, что я говорил, а чего нет?

Хозяин испугался, но всё же ответил:

— Нас всигда вчилы, шо вы, товарищ Лэнин, за однопартийну систэму.

— Кто вас этому учил? — воскликнул Ленин. — Что за чушь!

— Товарищ Сталин. И, той, товарищи Хрущёв, Брэжнив, — отвечал Хозяин, как школьник, вызванный учителем к доске.

Ленин огорчённо вздохнул:

— Ох уж этот Сталин! Всё успел исказить, перевернуть вверх дном… И продолжатели, выходит, были такими же. Вот и довели государство до ручки. А народ — до безразличия ко всему. А было бы — хотя бы 2 партии, этого — ни за что не произошло бы! — Он посмотрел на Дзержинского: — Но кого же нам направить теперь к ним в ЦеКа и Политбюро? Чтобы выправить положение.

Дзержинский нахмурился:

— Боюсь, Владимир Ильич, что у них там зашло так далеко, что теперь этой задачи не выполнит никакое Политбюро.

— Почему вы так думаете?

Дзержинского опередил Хозяин:

— Правильно, Хвеликс Эдмундовыч! При новом же ж Илличе — в нас пэрэродывся ни только ж я. Он же ж нас усех, той. Подкупал усё время. Своими, той, прывилегиямы. Та ищё ж торгаши образувалы государство у государстви.

— То — есть так, — подтвердил Дзержинский. — Среди населения наберётся вместе с другими перерожденцами — процентов 30 людей, которым никакие перемены уже не нужны!

Хозяин поддакнул, чтобы развить свой успех:

— Нужно нимедлино, той. Отменить усе прывилегии для руководящих партийцев. А шоб они нэ упиралысь — организувать другу партию.

Дзержинский взорвался:

— Молчать! Ты кто такой здесь?!

Хозяин отскочил к стене:

— Виноват, Хвеликс Эдмундовыч, хотел, той, як лучче.

Ленин напомнил:

— Феликс Эдмундович, прошу всё же ответить, почему вы считаете, что Политбюро — уже не сможет выполнить своей задачи?

Дзержинский обтёр бледное лицо платком:

— Этот мерзавец — действительно сказал сейчас правду. Часть людей накопила столько ворованных денег, имущества, драгоценностей, что сможет прожить остаток лет, не работая. И ещё будет своим детям помогать.

Ленин оживился:

— Стало быть, вы хотите сказать, что они — будут вставлять нам палки в колёса?

— Так — есть, — согласился Дзержинский.

— Ну, и что же вы предлагаете?

— Массовые расстрелы мерзавцев — типа вот этих… — Дзержинский кивнул на арестованных. — Без таких мер — ничего уже не поправить. Чтобы новые задумались… Ну, и ликвидировать в партийных верхах все привилегии — это развращает людей. Но, чтобы выполнить эту работу, там теперь — 7-и цека надо засучивать рукава.

— А если… ещё одну партию? Как вы считаете?

— В принципе — да. Но сейчас — ни в коем случае! Начнётся не сотрудничество, а двоевластие. Борьба за главенствующую роль, и кончится всё расколом.

Ленин вздохнул:

— Я тоже так считаю. Сейчас этого делать нельзя: раскол — немедленно отразится на народе. Новую партию, но, разумеется, того же социал-демократического толка, можно организовать лишь потом. Когда выправится и стабилизируется положение. Да, а почему вы сказали — 7-и цека?

— Чтобы хватило сил на каждый день недели. Одному цека там сейчас не справиться. Столько накопилось всякой дряни, и такое сопротивление окажут вот эти… — Дзержинский снова кивнул на Хозяина.

Ленин почесал мизинцем затылок:

— Да, задача!..

Дзержинский улыбнулся, наконец:

— Либо придётся… всем нам… воскреснуть в одно из воскресений! Чтобы двинуться им на помощь.

Рассмеялся и Ленин:

— Воскреснуть — уже не удастся. Мистика. А хотелось бы. Боюсь, без нас — им трудно будет справиться, тут вы совершенно правы. Знаете, до чего у них там дошло? Гуляет по стране жуткий анекдот. Будто бы на дне рождения одного секретаря райкома на Кавказе гость — произносит кощунственный тост! "Не за то тебя уважаю, что вор, а за то, что ты…"

— Слыхал уже, Владимир Ильич, знаю.

— Вот видите! Дальше, как говорится, ехать некуда. Народ всегда метко всё подмечает. И высмеивает в своих анекдотах! Но от этого — не легче. Надо круто изменить там всё. Поломать устаревшее и перестроить. Но с помощью чего это можно будет сделать? Как думаете?

— Не представляю, Владимир Ильич, с чего начинать.

— С самого острого оружия партии, Феликс Эдмундович! Как всегда — с печати. Смелой. Открытой, широкой печати. Если привлечь к этому всех честных и мыслящих писателей, журналистов — дело пойдёт. Нужно только внушить им простейшую, но забытую мысль. Не надо бояться открытых обсуждений перед народом. И народ — пойдёт за правительством. В противном случае — мещанство захватит в свои руки всё! И закрепит за собой победу окончательно — опутает всех взятками, не даст поднять головы. Правительству там — нужны сейчас самые широкие, самые глубокие признания ошибок в прошлом. Начиная — с правления Сталина, этого первого переродившегося царька. Без этого — у народа не будет веры правительству. Полупризнания, полуправда — ничего не дадут, поверьте. В этом — народ быстро всегда разбирается. Опять, мол, недоговаривают, ловчат. Только полное доверие народу может поднять его с места, на котором его столько лет обманывали, обещали. И тут нам — вот эти типы… — Ленин тоже посмотрел на затихшего, сжавшегося Хозяина, — как вредили в своё время, так с такою же силой… и помогут.

Хозяин обрадовался:

— Допоможемо, допоможемо, Владимиру Илличу! А як же!..

Ленин, глядя куда-то сквозь Хозяина, проговорил:

— Нужен показ… процесса перерожденчества. К чему приводит этот процесс. В какого чинушу, подлого хама может превратиться вчерашний сын рабочего и крестьянина, когда он получает неконтролируемую власть. — Он вдруг увидел Хозяина, его перепуганные глаза, спросил: — Вот объясните: как вам удалось — или, скажем, какому-то отдельному директору завода — сделаться бесконтрольным барином?

— Тогда, той, нэ расстриляетэ? — начал было торговаться Хозяин. Но Дзержинский осадил:

— Суд учтёт ваши признания. Но если будете торговаться…

— Ни, нэ буду, — Хозяин, показывая повиновение, стал по стойке "смирно". — Так от, они спрашують — как? Отвичаю. Тому способствуить — сама систэма. Дирэхтор пидбэрае сибе сначала, той, партком из своих людей. Потом — местком из своих людей. А тогда на остальных — можно вже, той. Просто начхать. Усё вже пойдёт, как по маслу, бо так званый "трэугольнык" советской дэмократии у тибя у кармани. Ты его прыжымаешь, он голосуит "за".