— Как дела на фронте?

— Ты не знаешь?

— Раз меня не беспокоят, всё нормально.

— Это так. Мы держим позиции. Флот выходит на блокирование Островов.

— Янки?

— Приходят в себя после больших пожаров. По слухам, точнее, непроверенным данным, что-то готовят. Очередную бяку.

— Ерунда. Мы им практически всю промышленность в порошок стёрли. А что не уничтожили, то купили.

— Может быть. Ты то сам как?

Вилли слабо машет рукой, отставляет чашку, закуривает сигару и вновь застывшим взглядом наблюдает за языками пламени.

— Пока держусь. Остались наследники. А ты?

— Управляюсь. Мадина ждёт дочь. Красавица будет, если в маму пойдёт.

… Пусть официально моя супруга окрещена Марией, я всегда наедине называю её по настоящему имени…

— Поздравляю. А я…

Снова машет рукой и погружается в обычную для него в последнее время летаргию… Я прощаюсь и выхожу из комнаты, на меня смотрят с надеждой царедворцы, но я отрицательно качаю головой. Нет никаких улучшений к лучшему. Но что то надо делать, и чем скорее, тем лучше, твою ж мать! Вот оно, проклятие интеллигенции! Чуть что — раскисают! Хотя… Не знаю, что бы было со мной, потеряй я свою жену…

— Ваше Величество, как там наш Кайзер?

Пока иду на посадочную площадку дирижабля, мен задают это вопрос раз сто, наверное. Отмалчиваюсь. Но есть человек, которому я всё же отвечаю — это Людендорф, глава гестапо.

— Очень плох. Я не знаю, что с ним делать. Но что-то нужно. И чем скорее, тем лучше.

Он смотрит на меня с отчаянием:

— Может… Фрейда позвать?

Услышав ненавистное имя разворачиваюсь и втыкаю разъярённый взгляд в чёрный парадный мундир, шеф гехаймстаатполицай бледнеет, а я ору, не сдерживаясь:

— Его ещё НЕ ПОВЕСИЛИ?!!

Эту тварь вонючую! Есть Сеченов, Мечников, фон Садовницки, Панкратов, наконец. Зачем нам основоположник того, что будет оправдывать убийство целых народов какими то инстинктами?! Гестаповца начинает трясти, и я делаю успокаивающий жест.

— Всё в порядке, Эрих. Простите, сорвался. Зигмунда — немедленно, слышите — НЕМЕДЛЕННО вздёрнуть! Все его бумаги — изъять и сжечь! Отвечаете головой. Всё понятно? А что касается кайзера — не беспокойтесь. Всё, что ему нужно — это хорошенько накушаться шнапса и проспаться. И лучше бы — в обществе не особо болтливой особы женского пола, которую бы вообще то, после этого, стоило бы ликвидировать. Так что разрешаю вам, господин шеф гестапо, использовать любую даму из приговорённых к смерти, либо француженку. Ещё вопросы? Нет? Тогда — приступайте…

Легко взбегаю по трапу личного дирижабля, слышу, как за моей спиной задраивают дверь гондолы, устраиваюсь поудобнее в кресле. Начинают вращаться могучие турбовентиляторы в кольцевом ограждении. Огромные, по пять метров в диаметре. Из моей каюты видно один, на носу. По энергоприёмникам пробегают разряды, начинается коронное свечение. Из-за звукоизоляции ничего не слышно, но снаружи сейчас стоит адский рёв выходящих на взлётный режим моторов Филиппова. Потом то будет тише, но мне видно, как швартовая команда отпустив концы зажимает уши руками. Всё, земля быстро убегает вниз. Массивные поворотные штанги начинают разворачивать винты вместе с моторами. Угол вращения меняется, и мой личный воздушный транспорт берёт курс на Санкт-Петербург. На укреплённой в каюте приборной доске я вижу показатели, продублированные в каюте управления. Почти четыреста километров в час. И это — не предел… Но с Вилли нужно что-то делать… Но — что? Между тем дирижабль проходит через облачный фронт, нас пару раз слегка качает, но могучие двигатели проносят нас через тучи почти без проблем. Так, пару раз тряхнуло, да звякнул стакан в подстаканнике ложкой… К вечеру буду дома. Мадина, наверное, волнуется. Она всегда нервничает, когда я выезжаю на фронт или к Вилли. Чует сердцем что-то странное с кайзером. А понять не может. Ничего, меньше знает, лучше спит. Надеюсь, что наступит день, когда я смогу рассказать ей всю правду. Очень надеюсь… А пока нам нельзя посылать войска на штурм Британии. Ни в коем случае. Потери будут колоссальные, тут даже сомневаться не стоит. Так что вариант только один — экономическая блокада. Господам учёным разработать в срочном порядке дефолианты. Господам морякам — запечатать британские воды наглухо, чтобы не то мышь — таракан проползти не мог! Господам авиаторам — начать массовые бомбёжки промышленных, культурных, социально значимых объектов! Поддержать ирландских и шотландских сепаратистов. Если первоначально хотели послать снайперов в Лондон, то теперь, я думаю, не стоит. Бритты сами разберутся с королём, когда жрать нечего станет. Лучше направить дополнительные части в их колонии. Какие из них нам нужны? Пожалуй, только африканские. Индии предоставим независимость. Афганистан — ну уж нет, Сами пускай живут. Запечатаем намертво. Иран? В принципе… Стоит подумать. Чуть не забыл про Саудовскую Аравию. Надо туда тоже своих запускать. Пусть у нас экономика и основана не на нефти, поскольку её сжигать, всё равно что топить деньгами, но вот лет так через десяток, когда мы внедрим пластмассы, она будет нужна… А не послать ли мне кого в Штаты, скупать у них нефть? Или лучше оптом приобрести Оклахому и Техас? Вилли почти вычистил Аляску от золота, и пока американцы не знают о тамошней нефти, думаю, продадут задёшево. Стоит подумать… Стоит…

— А? Прибываем? Отлично…

Вышколенные солдаты ловко ловят сброшенные с дирижабля причальные концы, подтягивают плоскую тушу к земле. Вытягивается стеклянная переходная галерея, кто-то придумал. Выхожу, и спешу во Дворец. Меня ждёт жена…

Сегодня получаю сообщение из Комитета Объединённых начальников Штабов. На фронтах всё нормально. Румыны организовали ещё один театр военных действий. Нет, у кого то в Бухаресте явно голова не в порядке. Только-только разнесли Францию, а они собрались воевать на стороне Антанты. Совсем что ли обалдели бояре?! Впрочем, мне — всё равно… Никогда не думал, что так привяжусь к Донне. Скромная, незаметная, а вот на тебе… Всегда мог с ней поделиться тревогами, думами, поплакаться в плечо, как говорится. Да и в постели… Впрочем. Это чисто наше. Семейное. Во всяком случае, у меня к ней по этому вопросу никогда претензий не было. Правда. Когда перебрался в эту эпоху, она поначалу обалдела от моей, по местным меркам, гиперактивности. А потом — привыкла, даже во вкус вошла. Словом, настоящая женщина. Главное — что с ней, а не на стороне. А сейчас — как отрубило. Завидую Николаю. У него то ещё всё счастье впереди. Мальчик родился, сейчас вот девочку ждут. Но чего не ожидал, так это такой вот нечеловеческой подлости от французской либерастии. Конечно, они нас, в смысле, немцев, всегда ненавидели, и постоянно мечтали всех перебить до последнего человека. Достаточно вспомнить войну моего «папаши» в 1870 году. Как там этот написал, Марк Фурнье? «Наконец то мы узнаем сладострастие избиения. Пусть кровь пруссаков льётся потоками, водопадами, с божественной яростью потопа! Пусть подлец, который только посмеет сказать слово „мир“, будет тотчас же расстрелян как собака и брошен в сточную канаву…» Что-то подобное кричал с трибуны Дизраэли. А уж янки… сегодня мы выращиваем больше, чем можем потребить, производим больше, чем можем использовать. Сегодня наше индустриальное общество перенаселено, работников больше, чем работы, денег больше, чем мест, куда их вложить. Нам не нужно ещё денег, нам нужно большее их обращение, больше работы. Поэтому мы должны найти новые рынки для нашей продукции. И по этой причине, хотя территория, которой мы овладели в течение предшествующего века, нам тогда и не была нужна, нам действительно необходимо то, что мы приобрели в 1898 году, причем это необходимо нам сейчас…