Фильмы ужасов отдыхают…

— Кто ты? — бросилась к девочке, осознавая, что бедняжка здорово замёрзла в своём тонком халате, — Как тебя зовут?

Нечто необъяснимое остро воткнулось в сердце.

Жалость. А может и неясность ситуации.

Мне бы следовало забить на всё и бежать, пока появилась возможность, но что-то не отпускало, не позволяло уйти.

Не могу её вот так вот просто бросить. Жалость дерёт изнутри, как дикая, разъяренная кошка, вспарывая каждый мой орган.

Девушка не реагировала на вопросы. Молчала и дрожала, как кленовый лист на ветру. Мне показалось, что она просто не может говорить, тем более, двигаться. Возможно, бедняжку парализовало.

На вид взрослая девушка, лет двадцати. Но худая и бледная, как мел. Длинные темные волосы, аккуратно заплетены в толстую косу. Большие карие глаза, полные губы, аккуратный нос. Черты лица незнакомки, особенно глаза, напоминали подозрительное сходство с внешностью Давида.

Правда её взгляд был пустым и направлен в одну точку.

Дотронулась до незнакомки, коснувшись плеча, легонько встряхнула — ноль реакций. В ответ чуть-было не «обожглась» от этого касания.

Да, я сама замёрзла, при том, что провела на улице не больше трёх минут.

А сколько же она тут сидит, на сквозняке? И, главное, почему одна? Неужели, эта несчастная тоже чем-то не угодила Давиду, поэтому он и ей устроил карательную расплату?

Запаниковав, быстро захлопнула окно на щеколду, а затем бросилась растирать её хрупкие плечики, прижимая девочку к себе, подбадривая ласковыми словами, а потом, стащив с дивана шерстяной плед, набросила на худенькое тело малышки, укутав незнакомку будто в кокон, и снова обняла, прижав к груди.

Вот и что теперь делать?

Да кто вообще она такая?

Посмотрела на ледышку снова, и в груди стало невыносимо жарко, а внизу живота, наоборот, холодно. Глаза точь-в-точь как у Давида… И волосы одного цвета. Только длинные, густые, заплетенные в тугую косу.

— Как тебя зовут? — ещё раз спросила, опустившись перед девушкой на колени.

Взяла её хрупкие и такие холодные ладошки в свои. Но она по-прежнему никак не реагировала. Смотрела в одну точку, дрожала.

Неужели она…

Мысли прервались громким, неожиданным хлопком.

Я вздрогнула, побледнев от шока, а девочка хоть бы что.

На пороге, люто зверея и хрипло порыкивая, выпуская пар из ноздрей, словно одержимый бык, стоял Давид.

— Ты что здесь делаешь??

Он был в гневе. А я в ужасе.

Отскочила от девушки обратно к балкону, но Давид оказался проворней и быстрей.

Годы практик на ринге не прошли даром. И бил он четко. И всегда точно.

Шлепнул меня по лицу, так что я, вскрикнув, упала перед ним на колени, схватившись за пылающую резью скулу.

Я не знаю, чтобы он со мной сделал в этот кошмарный момент.

Порвал бы наверно на части. Как рвал своих соперников во время боя не на жизнь, а на смерть.

Выругавшись, протянул ко мне руку, намереваясь схватить за волосы, как вдруг…

Что-то ему помешало.

В этот момент, девочка резко вскочила с кресла. Буквально на секунду зависла в воздухе и упала. Но Давид среагировал молниеносно. И этот будоражащий миг спас мне жизнь. Мужчина вовремя успел подхватить бедняжку прежде, чем она упала бы на пол и, не дай Бог, ударилась.

А потом девочка вдруг не с того ни с сего заплакала. Посмотрев на мою, разбитую в кровь губу. От этих слез, от вида этой беспомощной малышки у меня помутнело перед глазами, дыхание сбилось, а по венам пронёсся смертоносный ураган.

Внезапный гортанный рык будто заставил дом пошатнуться, как при землетрясении. Или это меня шатало, когда Давид вдруг гневно закричал:

— Наталья!!!

Не прошло и секунды, в комнату влетела темноволосая женщина, лет сорока, в темной, строгой одежде, напоминающей одежду сиделки, или гувернантки.

— Какого чёрта ты оставила её одну?!!

— Боже, Божечкиии! Простите! Что произошло? Девочка моя! — и кинулась к девчонке усаживать обратно в коляску, — Извините ещё раз, я в уборную отлучилась.

— Ещё раз облажаешься, Наталья, и я прибью тебя! Ясно! Она как лёд! Холодная! Почему окно было нараспашку?!

— Кристиночке нужен был свежий воздух.

Он бы точно кого-то прибил, если бы вдруг не отвлёкся.

На меня.

В чёрных омутах сущего зверя я прочитала опасное намерение, в котором он невербально дал понять, что я попала.

Не стоило выходить из комнаты. Не стоило лезть туда, куда бы ни в коем случае не следовало бы соваться. Та девочка… Вероятно для него безмерно важна.

А когда Давид увидел, с каким потрясением я рассматриваю незнакомку, грубо схватил меня локоть, потащив прочь из комнаты.

Даже когда мы вышли в коридор, перед моими глазами продолжал мелькать образ девушки, а также мысль о том, что у них с Давидом практически одно лицо на двоих.

Благодаря этим домыслом, меня вдруг накрыло неописуемой злобой!

Теряя инстинкт самосохранения, я со всей дури ударила мужчину по руке. По той, что с такой ненавистью сжимала мой тощий локоть, и завопила, чувствуя, как горло разрывает от обиды:

— Кто эта Кристиночка?!! Кто, Давиииид? Чего ещё я не знаю?!

— Замолчи. — Отрезал, снова швыряя в проклятую темницу.

— Сколько! Сколько у тебя секретов?! Сколько лживых масок спрятано за спиной?!

Сегодня я решила выпустить наружу все те эмоции, которые копились долгие-долгие годы, часы и минуты.

Обернулась, уставившись в невозмутимое лицо изверга и меня моментально ударило. Сильно так шибануло! Как будто я прикоснулась к оголенному проводу.

Неужели она его…

— Дочь твоя? Она твоя дочь??! Аааааа?!! Отвечай!!!

До пика нервного срыва оставались считанные секунды. Послав к черту последствия, я просто бросилась на высокую стену из твёрдых мускулов, принявшись гатить по рельефной груди кулаками, но от этих жалких действий стало ещё хуже.

Все равно, что голыми руками бросить вызов десятибалльному шторму.

Секунда… И я лечу спиной в неизвестность.

Толкнул меня к стене, а сам сверху навалился, локтем сдавив горло, вынуждая захрипеть и забиться от силы его власти, от энергетики, что душила и топила похлеще океанской волны, в которую я упала с обрыва.

— Не твоё дело. — Дышит со свистом, вжимаясь в меня сильнее, рычит в лицо и скалится, а меня бросает то в жар, то в холод, при виде его ослепительных, да таких острых зубов, как у дикого, опасного зверя. — Только попробуй хотя бы ещё раз выдать нечто подобное, убью. И я не шучу, Сон-ня. Буду убивать мучительно. Настолько безжалостно, что ты будешь умолять сделать это быстрей. Но я буду наслаждаться каждым твоим рёвом, каждым воплем, каждой слезой. Так что не нервируй. Иначе, познаешь настоящее пекло. Раньше, чем туда отправишься.