Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встречаюсь с парнем по имени Джордж Пикнер, который старше меня ровно на один день — факт, на который он ссылается при первой же возможности. Он выпускник университета, работает над докторской диссертацией по социологии и преподает на кафедре. Мой преподаватель. Там мы и познакомились. Но все равно он такой славный парень, что я в конце концов попыталась отвадить его. Я рассказала всю мрачную историю Деборы Энн. Бедняжка провел очень бурный вечер, но успокоился, убедив себя в том, что я — Новая Женщина. Мне он этого не доказал. Я сказала ему, чтобы он держал себя в руках, потому что все это — один из моих временных припадков, который, вне всякого сомнения, внезапно закончится, когда этого меньше всего ожидаешь.
Вырезка из газеты о том, что Роба Рэйнса лишили права практиковать, подействовала на меня неожиданно подавляюще. Могу себе представить, насколько тяжело ему и Ди. Передай Майку от меня привет…»
~~~
Через полтора года после смерти Троя Джеймисона мистер Майк Роденски, президент корпорации «Хорсшу-Пасс истейтс», накануне отъезда в свадебное путешествие сделал заявление, что он уходит из земельного бизнеса, покупает долю в газете «Джорнал-Рекорд» Равенны и после возвращения собирается принять активное участие в работе издания.
Две недели спустя Майк и его жена в счастливом, ленивом оцепенении жарились на средиземноморском солнышке, на частном пляже отеля в Коста-Брава.
— Пляжи во Флориде значительно лучше, — сонно пробормотала жена.
— Помолчи! Зато этот дешевле. Разумеется, Марко лучше, но здесь дешевле. Я люблю тебя, но ты слишком много жалуешься.
— Ты сделал денег больше, чем видел за всю свою жизнь, и теперь рыщешь в поисках дешевого пляжа! Как тебе это?
— Послушай. Здесь романтично. Ты знаешь, я мечтал увидеть Испанию. Кастаньеты. Бои быков. Молчи и наслаждайся, прошу тебя.
Она вздохнула:
— Вот что самое лучшее в медовом месяце. Все эти сладкие речи!
— Взять мой первый медовый месяц, — усмехнулся Майк. — Я очень нервничал. Теперь я пожилой, умудренный жизнью человек. Я женюсь на ходу. Небрежно.
— Думаю, я никогда не проводила время лучше, — сказала жена.
— Я ценю ваше одобрение, леди.
Она пнула его локтем.
— Самовлюбленный тип!
— Но мне и правда нет цены!
— Я оставляю это без внимания, дорогой. Мне нравится, как мы разговариваем. Забавно. Все сплошные шуточки. Мне очень хорошо.
— Одно не так, — сказал Майк. — Здесь слишком много зеленых ребятишек, проводящих свой глупенький, неумелый медовый месяц. Они не знают ему цены. Им кажется, что они живут по-настоящему. Мне думается, они забавляются, глядя на меня: нудный старикан, жаждущий прикоснуться к культуре. Если бы они узнали, что я тоже в свадебном путешествии, они расхохотались бы.
— Я тоже не совсем, как бы сказать, подросток, — ответила жена.
— Ты, слава богу, вышла из подросткового возраста, женщина. Но в сравнении со мной ты так же молода, как…
— Уберите ваши руки, сэр! Это общественное место!
— Это частный пляж. Скажи мне одну вещь, Мэри. Почему ты все время пыталась женить меня на Ширли? Я от этого нервничал.
— Она была бы тебе хорошей женой, милый.
— Такой же хорошей, как ты?
— Черт побери, нет! Но… мне почти сорок пять. Хоть я и чувствую себя на восемнадцать. Глупая, беззаботная, счастливая. Это правильно?
— Ты так себя чувствуешь? Тогда, может быть, ты вспомнишь, что ты забыла в комнате. Зажигалку, например?
Она посмотрела на него торжествующе и насмешливо.
— Я не забыла зажигалку. Моя пляжная сумка лежит здесь — она в сумке.
Майк уже был на ногах, улыбаясь, протягивал к ней руки.
— Ну вот что, пойдем обедать!
~~~
Весело смеясь и оживленно беседуя, семья Роденски отрывает себя от зернистого испанского песка, собирает пляжные вещи, делая это немного торопливо, потому что, когда стоишь на ветру, это не большое удовольствие.
Над плоским пляжем видны скалы и тропинка, которая вьется между камнями, а за ней то, что в Испании считается шоссе, а за шоссе — вычурное здание нового отеля, похожее на свадебный пирог.
Мэри первой вступает на узкую тропинку и оборачивается, засмеявшись, чтобы что-то сказать своему плотному загорелому спутнику, который идет следом за ней. В лимонном солнечном свете за ними наблюдают двое — сухощавая, давно женатая пара — английские туристы из Мэйда-Вэйл, которые сидят на камнях, завернувшись во что-то мохнатое. Они одновременно поворачивают головы и смотрят ледяными взглядами геральдических грифов, недовольно раздувая узкие ноздри.
Мужчина думает: «Где бы ни появились эти американцы, они обязательно все испортят».
Женщина думает: «А ведь она далеко не юная девушка — да, она в возрасте, но эта фигура, черт возьми! Какими мерзкими ухищрениями им удается этого добиться?»
Они дошли до конца тропинки. Мэри снова оборачивается, чтобы что-то сказать и улыбнуться, и в ответ Майк свободной рукой увесисто шлепает ее по бедру. Головы наблюдателей резко отворачиваются, и взоры двух пар серых глаз перекрещиваются — в них неистовое возмущение.
— До чего грубый народ! — бормочет он.
— Вот именно! — отвечает она.
Отрывок из показаний в архиве полиции Брук-Сити по делу о смерти Милдред Хейнамен, данных и подписанных Хансом Деттерманом, известным также как Немец Деттерман:
«Она хотела, чтобы Макаран обратил на нее внимание, и была в стельку пьяна, когда застукала нас в задней комнате „Воскресного отдыха“ играющими в картишки по пустячным ставкам, чтобы убить время. Она стала обзывать его по-всякому, и он в долгу не остался. Потом она заревела белугой, вышла, вернулась с порцией выпивки, встала позади него, наблюдая, как ложатся карты, и вдруг вылила весь стакан ему на голову. Он хотел заехать ей разок левой, а она увернулась, но все равно шлепнулась, потому что нетвердо стояла на ногах, и давай хохотать. Макаран взял полотенце и стал вытирать голову, а она встала и попробовала обратить все в шутку. Из бара доносилась музыка — ну она и стала под нее танцевать, приговаривая: „Помнишь меня? Я твоя девушка. Пожалуйста, дорогой, потанцуй со мной“. Но он даже не взглянул на нее, сел и пошел с пары восьмерок. Она на мгновение замерла, побледнела и вдруг как прыгнет на него сзади и давай царапать ему физиономию. Тогда Макаран вскочил, прижал ее к стене возле двери и начал лупить. Ну, мы поняли, что это добром не кончится, и остановили его. Она соскользнула на пол и села, а он вернулся к столу, и мы продолжили игру. Через три или четыре взятки она поднялась и вышла, не глядя на нас, но я заметил, что у нее лицо в крови. По-моему, это было примерно без четверти час ночи. Больше я ее никогда не видел. Она была хорошенькой девчонкой, но, думаю, Макаран устал от нее. Неудивительно — судя по тому, как она за ним бегала, когда он ее бросил».