Брошенный муж с трудом оторвал от себя необходимую для опросов фотку. Баба, конечно, красивая, этого у нее не отнимешь. Обычно уходят к кому-то, а она, похоже, пустилась в свободное плавание. Только странно, что ее и Гоблина приходится разыскивать в одном и том же месте.

Оседлав мотоцикл, Атаман заехал на железнодорожный вокзал и в аэропорт, разузнал насчет злачных заведений в городе. Он снова и снова пытался восстановить в памяти тот краткий миг, когда увидел за спиной Гоблина блондинку с длинными волосами. Кто сидел тогда на пассажирском месте: Катя или чертовски похожая на нее женщина?

После часа ночи в глазах уже рябило от мерцания светомузыки, мужских и женских фигур, танцующих в туманных прокуренных помещениях.

Рестораны уже закрылись, работали только бары, ночные клубы и казино. В южно-уральском, не таком уж большом городе заведений, однако, хватало.

Молодую женщину на фотографии не могли опознать ни бармены, ни швейцары, ни крупье, ни «качки» — вышибалы. Может быть, Улюкаев вообще напутал и она сейчас прохлаждается где-нибудь в Москве или укатила по визе в теплые края — на Кипре, наверное, еще купаться можно.

А может, подсела на другой разукрашенный эмблемами мотоцикл и бороздит сейчас просторы?

Терпухин хорошо помнил ее восхищенный взгляд, направленный на друзей-байкеров и «Уралы», чей дизайн был уже не дубовым, а вполне современным.

Прожженную тварь сразу можно оценить, а Катя совсем другая. Просто не заложено в ней от природы благоразумия, не включаются тормоза.

Жизнь еще ни разу не дала человеку по мозгам.

Для нее, как для девочки, мир вокруг — все еще красивая сказка. Сделай шаг в сторону от проторенной дорожки — и за первым поворотом тебя ждет невероятное приключение.

Такая в самом деле может нарваться на приключение. Только не в розовых, а в черных тонах. Но где ее искать — иголку в стоге сена? Пока не поздно, лучше обратиться к ментам, у них возможностей для поиска несравненно больше.

Понятно, почему Улюкаеву этого не хочется.

Но пусть сам все взвесит и решит.

Наряду с ночными заведениями были в Магнитогорске и улицы пустынные, мрачные. По обеим сторонам глухие заборы, за ними — корпуса цехов, трубы. Днем здесь жизнь наверняка бьет ключом, а вот ночью — ни души, разве только по одному сторожу и выводку собак на каждое огромное предприятие.

Здесь можно было смело прибавить скорости.

Едва только Атаман разогнался, как внизу под ним оглушительно хлопнуло, чоппер стало разворачивать поперек дороги и кренить, вынося прямиком к бетонному забору.

Терпухин прекрасно знал, что лучше не падать вместе с мотоциклом. Шанс обойтись без переломов есть только тогда, когда ты отскочил и свалился в другую сторону. Но если отскочить сейчас, от чоппера останутся рожки да ножки.

Все произошло за долю секунды. Боковым зрением Атаман успел разглядеть впереди под фонарным мигающим столбом огромную лужу, где синхронно отражалась эта нехитрая «светомузыка». Там, где лужа, есть шанс на грязь.

А вязкая грязь — шанс на спасение.

Свесившись набок, Терпухин попытался всей своей массой изменить наклон и траекторию заноса чоппера. С трехсоткилограммовой, снаряженной по полной программе машиной ловить было бы нечего. Но облегченный мотоцикл действительно отклонился от линии забора и поднял тучу брызг, влетев в заветную лужу.

Всеми фибрами Атаман ощутил другую среду под колесами, уловил торможение. Теперь можно и падать в сторону, выпустив руль. Шмякнувшись на спину, Юрий успел увидеть, как мотоцикл свалился почти одновременно и сделал в мутной воде полный оборот вокруг своей оси.

Неровно положенный асфальт шел в этом месте на уклон, и дожди нанесли предостаточно грязи — в здешних краях осень начиналась гораздо раньше, чем на южно-российских казачьих землях. Поднявшись на ноги, Атаман почувствовал, что прилично ушиб всю спину: лопатки, ребра, позвоночник до самого кобчика. Но главное — мотоцикл, сейчас совсем не время завязнуть с ремонтом.

Машина оказалась в общем цела, за исключением первоисточника проблемы, спустившего заднего колеса. Запасной камеры у Атамана не было, зато имелся нужный клей. Кряхтя от боли, согнувшись в три погибели, он выкатил мотоцикл из лужи. Повел к следующему фонарю, светившему нормальным ровным светом. Разбортовал, залепил клеем дыру, снова накачал.

Все равно пропускает. Придется где-то искать шиномонтаж.

* * *

Штурман с Майком собирались немедленно тронуться в путь. Им опять нужно было проехать почти тысячу километров, чтобы успеть на следующий концерт. Третья подряд ночь без сна проблемы для ребят не представляла. Им случалось и больше держаться на энтузиазме, зато потом, истощив энергию, организм вырубался на полные сутки.

В этот раз толпа разогрелась до полного экстаза и они вместе с ней. Народ после концерта не спешил расходиться, кто-то скандировал под дождем, кто-то принимал из горла, кто-то наяривал по аллее круги почета на безбожно тарахтящем мотоцикле.

«Воронки» уже стояли наготове. Промокшие обозленные менты вырывали людей поодиночке из общей неразберихи. До поры до времени все проходило гладко, потом кто-то решил возбухнуть и началась драка: руки и ноги против резиновых дубинок.

— Сматываемся, пока не поздно, — шепнул Майк.

Завели мотоциклы, попытались выехать в другом направлении, но наткнулись на сплошную цепь омоновцев со щитами.

— Попросить подвинуться? — вслух задался вопросом Штурман. — Лучше не надо.

Развернулся и газанул, не обращая внимания на окрики. Продрались сквозь мокрые кусты, покатили вдоль парковой ограды в поисках просвета. Наконец вырвались на улицу. Уже вздохнули с облегчением, как вдруг чей-то голос, усиленный мегафоном, приказал остановиться.

Пока озирались, мотоциклы окружили крепкие фигуры в камуфляже.

— Глуши моторы, мать вашу!

— Мужики, мы никому ничего не сделали, — сойдя на землю, попытался протестовать Майк.

Заломив правую руку за спину, его потащили к маячившему на перекрестке «воронку». Следующим впихнули Штурмана, наподдав ногой под зад. Человек десять в машину уже запрессовали.

Большинство честило ментов сквозь зубы, и только один в дальнем углу орал во все горло:

— Имел я вас всех, мусора долбаные!

— Заткнись, — не выдержал кто-то. — Или поближе к дверям переселяйся, чтобы тебя сразу достали.

— Я все понял, — сообщил Штурман Майку. — Помнишь того, красноперого в серебристых перчатках? Это нам в наказание за злорадство.

* * *

Койку подешевле можно было снять в вагончике, где стояли двухъярусные армейские кровати. Более приличные «номера» в отстойнике находились в двухэтажном строении — здесь имелось даже несколько одноместных клетушек на первом этаже. Окно Катиного «номера» выходило на елки, постоянно мокрые в эту пору года. Если даже дождь прекращался, на кончике каждой иглы оставалась висеть слеза.