— Тебе нужно отдохнуть, — заботливо, но достаточно отстраненно говорит Егор, останавливаясь возле двери.

— Не нужно, — я дергаю ее на себя и вижу Артема.

Подхожу к нему и смотрю, как он рассеянно взирает на Егора, а затем на меня.

— Главное что ты жива, любимая.

Он закрывает глаза и больше не говорит ни слова. Страх снова пробирается в мое сердце, я подхожу к Артему и хочу начать трясти, чтобы открыл глаза и не закрывал их. Не хочу видеть его таким беспомощным, слабым и грустным. Он же сильный, веселый и счастливчик.

— Артем, — по щекам стекают слезы, трясущейся рукой касаюсь его плеча, горячего, даже огненного, но он никак не реагирует. — Артем, — громче повторяю свои слова, но он меня не слышит.

— Юля, он спит. Ему нужен покой, — на мое плечо ложится рука Егор, и он притягивает меня к себе, заключая в крепкие объятия. — Все будет хорошо, поехали. Я тебя отвезу.

Я борюсь сама с собой, не хочу оставлять его тут одного. Вдруг он очнется и ему нужно будет поговорить, а тут никого. Но и сидеть мне будет тяжело, уже спину ломит и хочется полежать.

— Дай мне еще чуть-чуть времени, — прошу Егора, и у него звонит телефон. Он смотрит на экран и я краем глаза замечаю, что звонит “Мама”. — Пять минут и поедем.

Он выходит из палаты, а я присаживаюсь рядом с Артемом. Душа болит от того, каким я его сейчас вижу и слезы начинают меня душить. Зачем он так поступил? Почему кинулся под машину. Ведь мог быть другой выход и способ, зачем сам кинулся? Я крепко сжимаю его ладонь, глажу длинные пальцы и кротко касаюсь губами.

— Все будет хорошо, — сквозь маленькие поцелуи шепчу ему. — Все будет хорошо, Егор обещал.

— Пойдем, Юль.

Егор обхватывает руками мои плечи и уводит из палаты Артема. Я не сопротивляюсь, потому что мне нужно думать о ребенке.

На выходе прощаюсь с медсестрами и прошу их сообщать о любых изменениях в состоянии Артема. Мне сложно разобраться не то, что с чувствами, даже ощущения и те не сразу понимаю. Уже на улице понимаю, что поясницу ломит, плечо болит, а ладони саднит и жжет от неудачного падения, правда, я стараюсь не обращать на это внимания. Все же, у меня не первый месяц, такое состояние нормально. Главное, что внизу живота не тянет, да и малыш толкается, как обычно.

Я стараюсь успокоиться, потому что волнения и переживания, разрастающиеся внутри, не дают покоя, а это не очень хорошо для моего организма. Я дышу глубже, но летняя жара не способствует тому, чтобы мне стало легче.

На улице Егор подводит меня к своему автомобилю и открывает дверь. На автомате сажусь на сидение и только когда перед моим носом захлопывается дверь, понимаю, что произошло. Егор садится рядом и спокойно заводит автомобиль. Он смотрит перед собой, будто меня здесь вовсе нет. Мужчина защелкивает ремень безопасности, и я не выдерживаю, в конце концов, не я напросилась к нему в машину.

— Я могу сама доехать до дома, — говорю и касаюсь ручки, желая отворить дверь, но Егор нажимает клавишу на панели, и двери блокируются. — Что? — для убедительности дергаю ее, но она не открывается. — Что ты делаешь?

Егор молча выезжает с парковки и напряженно смотрит вперед. Его руки с силой сжимают руль, зубы сжаты так, что создается ощущение, будто он не просто едет по трассе, а сейчас будет побеждать дракона. Мне становится не по себе, воздух наэлектризуется и хочется сбежать, но некуда. Мы мчимся по трассе, а минутой ранее меня просто не выпустили из машины.

Решаю не паниковать раньше времени. Все же он отвезет меня домой, а не оставит где-то в лесу. По крайней мере, я на это надеюсь. Отворачиваюсь и смотрю на ночной город. Неожиданное известие об опухоли выбило меня из колеи. Я могу только представить, что чувствует Егор, ведь Артем его брат и они вместе с самого детства.

Ближе к предполагаемой цели я начинаю паниковать, потому что мой дом находится в противоположной стороне, а мы едем к нему.

— Зачем ты везешь меня к себе? — не выдерживая, спрашиваю у него, а внутри зарождается страх.

Я предполагала, что он так поведет себя. Поступит, как в пещерном веке: забросит на спину и утащит к себе в берлогу. Я именно потому и не хотела, чтобы он что-то знал.

Его руки напрягаются на руле, но он ни слова мне не отвечает, продолжая молча вести машину. Я больше ничего не спрашиваю, сижу молча и думаю о том, что как только покину салон его авто, тут же вызову такси и поеду домой. Егор паркует автомобиль, снимает блокировку с двери и выходит на улицу. Подходит к машине с моей стороны, открывает дверце и небрежно бросает:

— Выходи.

Меня нервирует его отношение. Пусть я далеко не святая и невинная девушка, за плечами которой нет ни единого греха, но я точно не заслуживаю такой грубости и обращения сквозь зубы, к тому же я не просила вести меня к себе домой.

— Для чего я здесь? — выхожу из машины, встаю напротив него и смотрю в глаза, чтобы не мог отвернуться и сделать вид, что я предмет декора, а не живая, к тому же, беременная женщина.

Его карие глаза больше не горят огнем. Мне, по сути, должно быть безразлично, но что-то внутри все еще болит, все еще заставляет хотеть того, чтобы он смотрел на меня так, как раньше. Но нет. Сейчас от его взгляда веет холодом. В нем столько ненависти, что я невольно ежусь и часто моргаю, подозревая, что такое чувство он испытывает только по отношению ко мне.

Перед глазами возникает его теплый взгляд, направленный на Юлю, его нежный тон, объятия, которыми он ее награждал. Он никогда не относился так ко мне. Всегда ультиматумы и приказы, только указание, как правильно и как будет.

Он. Так. Решил.

Мне же не оставалось выбора.

Егор разворачивается и направляется в дом, вновь оставляя меня в неизвестности. Я хвататю его за локоть и даже умудряюсь остановить. Он смотрит на мою руку так, будто это что-то мерзкое и ему оно доставляет столько боли, которую он вынужден терпеть.

— Зайди в дом, — сквозь зубы говорит Егор, наконец, обращая на меня внимание.

Я отпускаю его локоть и плетусь за ним. Не думаю, что он такой гавнюк и будет что-то делать с беременной девушкой. Может ему самому нужна компания, потому что сложно справиться с новостью о болезни. Но почему тогда я? Он же может позвонить Юле и она ему даже напряжение поможет снять в горизонтальной плоскости.

Захожу в дом, снимаю обувь и топчусь на месте. Я не могу расхаживать как хозяйка, не знаю куда пойти и что вообще мне тут делать, поэтому просто стою на месте и смотрю на Егора. Он скрывается на кухне, что-то делает, чем-то гремит.

— Продуктов нет, я в магазин. Обустраивайся, можешь принять душ. Идем, я покажу твою комнату, — он это говорит настолько спокойно, без ненависти и злости, будто его подменили.

Эта его трансформация беспокоит меня гораздо сильнее, чем оповещение о том, что я останусь у него ночевать.