Костя запрокинул голову и долго выбирал дерево, залез наверх по веткам и скинул несколько хороших лиан. Чем не веревки, если строп от двух парашютов маловато, а остальные губить никак не хотелось. Ребята, конечно, принесли три немецких парашюта, но один я вредоносно вручил Проше, а второй, чего уж там, решил оставить для фрица. Подумал, как чувствовать себя будем, если немец единственный в машину неукомплектованным погрузится.

Мы еще раз проверили, как разложено на земле все принесенное, соединили, где надо – привязали, где надо – пропустили через блоки. Система напоминала первобытную воловью упряжку – располагать блоки пришлось горизонтально, не вверх же поднимать «ланкастер», а вперед тянуть. Первобытная упряжка в допервобытные времена. А впрягается в нее боевой экипаж. И наверное, не самый плохой, раз ему поручили особое задание. Которое он же и провалил.

Но вот Проша взялся за конец лианы, мы придержали блоки, чтобы ничего не соскочило, а потом тоже присоединились к физику.

– Цоб-цобе! – причмокнул Петр Иваныч. Волы, надо понимать, вспомнились не только мне.

Дерево заскрежетало о металл, тянуть оказалось легко – не так, как в игре с перетягиванием каната, а споро, переступая ногами и не отдавая ни сантиметра назад. Все складывалось хорошо. Хорошо, но только в первую пару минут, пока стропа не соскочила с бороздки и намертво не перекосила всю машинерию. Ну, ничего, метров тридцать мы прошагали, не меньше. Алексей начал распутывать, но вскоре объявил, что сделать это невозможно, не поломав блок. Взялся за нож, а Костю послал за новой веревкой. Проша в первую очередь осмотрел шасси «ланкастера».

– На пятьдесят сантиметров сдвинули! – радостно объявил он. И прибавил: – Может, на сорок.

Мы переглянулись – да, все понятно, на одном конце легко, но шагать много, другой конец движется медленно, зато там сила. Но впечатление-то было, что вот оно – тащим! Однако Алексей успокоил:

– Ничего. Сколько мы тянули? Пару минут. Сейчас починим и дальше пойдем.

На починку ушло около получаса. Но обидно, что в следующий раз упряжь подвела, не успел «ланкастер» сдвинуться и на десять сантиметров. И как только мы все собрались возле шасси, он со скрипом откатился назад, в наезженную колею, на тот же дециметр.

Часа четыре мы трудились как заведенные – поправляли соскакивающие стропы, заменяли, где можно, лианами, резали, если они безнадежно застревали, гоняли Костю по деревьям за пополнением расходного материала. Злились, ругались, но машину перетаскивали понемногу…

Обед прошел без разговоров. С одной стороны, не терпелось двигать «ланкастер» дальше, с другой – в каждом кипела злость на неприятные задержки. Вот, построили наконец механизм. И работает он, а неприятности сыплются ежеминутно.

Один из блоков с громким треском развалился. Как полено под колуном, если его, полено, выдержать на морозе. Шесть почти одинаковых кусков, годных разве что в костер.

– Ну и што тут поделаешь, пойдем новый точить, – заключил Петр Иванович. – Пойдем, Костя, ручку покрутишь, потом поменяемся.

За ними понуро двинулся и Проша. Алексей же махнул мне рукой, мол, смотри. Другой блок покрылся трещинами, понятно – развалится следующим, и очень скоро. Рассмотрели остальные – все четыре долго не проживут. Получается, тянули меньше пяти часов, и снова два дня ворот крутить? А что делать? Варианты исчерпаны – рычаг, блок – оба опробованы. Там еще колесо было, но вот они, колеса, хорошие, надежные дутики, на них «ланкастер» стоит.

Утром, едва вставало солнце – его еще не было видно над лесом, только-только светлело небо, – мы были уже на просеке и, если бы не усталость, наверное, вообще бы не возвращались к «ланкастеру», но к вечеру валились с ног. А с утра работалось хорошо.

До обеда протащили «ланкастер» еще на несколько метров и остановились перетянуть стропо-лианный такелаж – так называл его Алексей. Разложили конструкцию на земле, проверили узлы, работали себе, горя не знали, за исключением жары и пота. И тут треск…

Я обернулся и замер от неожиданности. То ли Змей Горыныч из сказок, то ли китайский дракон из школьного учебника… Из кустов на нас выскочила зверюга невообразимая. Низ толстый, на двух ногах, сверху узкое тело, и голова плоская с цветным капюшоном. Выскочила и давай оглядываться. Ну – курица курицей, ростом повыше твоей коровы. Взглянула на нас, испугалась и деру. Но не обратно, в кусты, а наискось, через просеку. Бежала странно – то прыгала, то переступала, капюшон, как флаг, развевался, насквозь просвечивал, карикатура, да и только.

Зацепилась за нашу стропу, всю систему за собой потащила.

– Лови гадину! – закричал Костя и бросился наперерез.

Мы повскакали, но черта с два – одна из лиан, закрепленная над передней опорой шасси, натянулась, и похитительница такелажа, преследуемая радистом, понеслась по кругу, как привязанная к колышку коза. Алексей растерянно подпрыгнул над лианой – по-девчоночьи, будто через скакалку, Петр Иваныч не успел, его ударило над коленями, сбило с ног. Проша сам кувыркнулся под веревку – вот ведь цирк! Я стоял дальше, до меня не дошло.

Гонщики почти закончили полный круг, повторять бы акробатам номера на бис, но Алексей рубанул по лиане топором, она лопнула, и зверюга покатилась кубарем. Костя издал победный клич, но вдруг упал навзничь – ногу захлестнула петля. Поехал за вскочившей зверюгой на спине, считая кочки.

Юмор закончился, до нас это сразу дошло. Любой пенек и…

Я рванул за Костей, но куда там! Петр Иваныч стоял ближе, упал на радиста, обхватив обеими руками, пытаясь удержать, тоже проехал пару метров и остался лежать в луже. Алексей с Прошей схватили свободную стропу, побежали, держа ее на растяг – то ли поймать зверя хотели, то ли смутить.

Дело, наверное, обернулось бы совсем нехорошо, но курица отцепилась от веревок сама и удрала в джунгли, мелькая цветным капюшоном. Мы бросились к Косте – вроде цел, рожа вся в грязи, глаза злые.

– У, гадина, – опираясь на руку Проши, поднялся радист.

– Спина цела? – откликнулся физик, озабоченным лицом напомнивший в тот момент доктора Айболита.

– Эх, какая добыча ускользнула, – прихрамывая, подошел бортстрелок.

– Ладно, – объявил я, окинув взглядом экипаж. – Делаем перерыв на полчаса в связи с благополучным избавлением от непонятной зверюги. Помоемся, попьем чаю, а потом будем думать, как упряжь нашу веревочную чинить.

Жара, а чай горячий, из местной травы, пьется за милую душу. Сидим, консервными банками брякаем, упряжь из головы не выходит, время терять жалко, все ведь уже готово было.

– Странное животное, и капюшон такой тонкий, зачем он? – задумчиво пробормотал Проша.

– Тоже, как увидел, сразу подумал, что ни в одной книжке такой нет, – согласился я. – Парашют этот вокруг головы – на всю жизнь запомнишь.