Наступило молчание. Герцоги смотрели на Баала, ожидая его решения, и Астарот чувствовал на себе прожигающий взгляд одного лишь Молоха.

— И ты их получишь. — Баал, похоже, окончательно определился. — Но означенные тобой рудники, особенно с жилами тяжелых металлов, переходят ко мне немедленно, сразу по окончании Совета.

— Я приложу свой сигил к бумагам, как только они будут надлежащим образом оформлены, — уклончиво ответил Герцог Лжи, всем видом выражая согласие. «То есть через декаду, не раньше. А еще через месяц выяснится, что жилы не такие уж и богатые, какими видятся Баалу из своего Тартароса. К тому времени армаддоны пройдут Вратами и сыграют нужную мне роль… Что ж, теперь предстоит самое сложное», — вздохнул он, внутренне концентрируясь.

— Нет. — Раскатилось звучным эхом по стенам Великого Чертога веско брошенное слово, на миг опережая начало речи Герцога Лжи. Повисла мертвая тишина. Все повернулись к сказавшему его.

— Темнейший Молох, — елейным тоном начал Астарот. — Я ведь даже еще не…

— НЕТ. — Громовым раскатом пронеслось под сводами, золотые наконечники тронов и кольца Асмодея мелко затряслись.

— Сначала выслушай меня, — повысил Астарот голос. — Твои штурмовые легионы просто несокрушимы, с ними я пройду по человеческим землям как…

— НЕТ!!! — Молох с силой опустил руки на стол, глубоко вонзив свои черные когти в гранит, отчего тот пошел частыми трещинами. — Заткни свою лживую пасть, герцог! Ты не получишь от меня ничего, кроме презрения и ненависти!

Десятитонный золотой трон Астарота, отброшенный своим владельцем, отлетел назад как пушинка, с силой кузнечного молота впечатавшись в стену. Гул от мощного удара разнесся по всему городу. Глаза вставшего Герцога Лжи зловеще полыхнули адским огнем, багровый дым заструился из черных глазниц, массивные драгоценные камни на ожерелье вспыхнули разными цветами, аккумулируя титаническую энергию архидемона, ищущую выхода наружу. Он оперся руками на плавящийся под ладонями гранит, из последних сил сдерживая трансформацию в истинный облик.

— Ну же, давай. Не сдерживай себя. — Молох, тоже встав, без видимых усилий приподнял свой трон за спинку и отодвинув его, как деревянную табуретку, приглашающе развел руки в стороны. — Убей меня, ведь ты этого так сильно желаешь. Или умри, пытаясь.

— Пусть я Герцог Лжи… но иногда, в исключительных случаях, говорю и чистую правду, — Астарот уже овладел собой, и только самоцветы, ярко сиявшие на раскалившейся добела золотой цепи, выдавали то, какого напряжения ему это стоило. — Так вот, Молох, тебе чистейшая, как лед Коцита, правда: если ты не предоставишь мне необходимые и достаточные для Вторжения силы, то мой Владыка, чьей волею я стал — низвергнет тебя самолично, и даже Темнейший Вельзевул тебе не поможет!

— Зря ты упомянул моего Владыку в таком тоне. Личные оскорбления от ничтожества вроде тебя я могу пропустить мимо ушей, но преуменьшать мощь Одного из Трех — непростительная наглость, — зловеще пророкотал Молох, прочертив когтями глубокие борозды в гранитном столе. Его черный с золотой окантовкой массивный доспех начал багроветь, раскаляясь.

— Мой Владыка — Первый Среди Трех! — спесиво провозгласил Астарот. — Он доказал это огнем и мечом в ходе Пришествия! Твои доминусы и кастигаторы будут выполнять или мои приказы, или же ничьи!

— А знаешь что, Темный, — унизительно, как к Низшему, обратился к нему Молох. — Меня не интересуют ни твои жалкие подачки, ни твои ничтожные угрозы. Ты и так получишь то, что просишь. Мои отборные штурмовые легионы. Я дам тебе лучших из лучших, дабы не быть обвиненным в твоем же провале теми, чье слово для меня действительно важно. А потом, когда Вторжение закончится так, как и предыдущие — ты наконец получишь и всё, что тебе давно полагается. От своего же Владыки, Первого Среди Трех, да будет правление его вечно, как сама Тьма. Ибо: «коль поражение потерпишь, не оправдав моих надежд… испепелен ты будешь и обратишься в прах и пепел, над пустошью гонимый ветром…» — четко отчеканил Герцог Злобы, глядя в упор на оторопевшего Астарота. — И это будет лучший миг за последнюю сотню тысяч лет!

Молох повернулся, и не прощаясь, тяжелой решительной поступью вышел из Зала Совета, оставив после себя лишь давящую тишину.

Эмма Бейкер — Абаддон, предместья Игниса, примерно в это же время

Сильный гул и тряску от мощного удара, вдруг раздавшегося где-то неподалеку, лежащая на постели Эмма ощутила всем телом и пришла в сознание. Приоткрыв глаза, она успела заметить лишь тень промелькнувшего силуэта и услышала звук закрываемой двери. Аккуратно, старясь не выдать себя, девушка из-под полуопущенных век оглядела помещение, в котором оказалась. Просторная комната с высокими окнами за плотными шторами, обставленная скромно, но в выдержанном стиле. Неширокая застеленная кровать, рядом резной комод из красного дерева, на котором лежал, поблескивая золотом, то ли широкий браслет, то ли чокер-колье с причудливым вензелем. Добротная дверь из массива, украшенная металлическими полосами с гравировкой. В щель между дверью и косяком пробивалась еле видная полоска света снаружи, давая надежду на то, что Эмма не заперта. Каменный угловой камин, потрескивая поленьями, сбивал еле уловимый серный запах и приносил ощущение тепла и уюта…

«Какой к черту уют! Я здесь пленница, а не гостья!» — разозлилась она сама на себя. — «Бежать, и немедленно! Пока рядом никого!»

Выскочив из-под покрывала, Эмма почувствовала неладное, и посмотрев на себя, снова выругалась. На этот раз в голос и гораздо более замысловато. Одежда, в которой ее привезли сюда, исчезла. Вместо нее девушка была одета в короткую, чуть выше колен, бежевую тунику из льна или хлопка, стянутую по талии широким кожаным поясом. Скромные сандалии с небольшим подъемом сидели на ногах, как будто пошитые на заказ. Больше из одежды ничего не было. Белья тоже. Убедившись в этом, Эмма лишь печально вздохнула. Злиться уже не было ни сил, ни времени. В конце концов, у нее сейчас проблема поважнее, чем отсутствие некоторой части гардероба. Главное, что обувь удобная!

Решительно направившись к двери, она схватилась за массивную ручку-кольцо и потянула на себя изо всех сил. Дверь даже не шелохнулась. На глаза Эммы навернулись слезы. Ее побег безнадежно провалился, едва начавшись.

— Чтоб тебя! — процедила девушка и от души, не удержавшись, врезала ногой по двери. Та издевательски медленно открылась. Естественно, наружу.

— Мдааа…. — Эмма, поражаясь сама себе, только головой покачала. Дабл-Ар, будь он рядом, наверняка ввернул бы хохму про цвет ее волос, и вполне заслуженно. — «Так, соберись! Не думать о Рике, не думать ни о чем, кроме того, как унести отсюда ноги!» — четко проговорила себе девушка, отгоняя скорбные и печальные воспоминания. После чего, выдохнув, крадучись скользнула за порог.

Двор тоже был пуст. Главный вход, к которому ее сюда привезли, находился с другой стороны особняка. Густая живая изгородь с калиткой отделяла эту часть поместья от парадного подъезда к дому. Здесь был небольшой сад, что-то напоминающее альпийскую горку с незнакомыми Эмме растениями и даже миниатюрный декоративный пруд. Двухметровая ограда из камня и художественного литья в большей мере служила украшением, чем препятствовала своему преодолению. По крайней мере, на первый взгляд.