Метод урегулирования тяжб в лангобардском королевстве является полностью германским. Когда возникает спор между двумя свободными гражданами, существовало два общепризнанных пути его разрешения, а именно очень древний способ — устройство поединка между спорщиками, — который все еще применялся, и вполне мирный способ — дать клятву. Он назывался в лангобардском кодексе sacramentum. Форма правовой процедуры была следующей. Ответчик по просьбе истца находил друга, который мог выступить как гарант. После этого в его распоряжении было двенадцать ночей, чтобы отвергнуть претензию клятвой. В случае болезни или других непредвиденных обстоятельств ему давалось еще двенадцать ночей. Он мог выдумывать причины и тянуть время в течение целого года, но в конце года решение по умолчанию выносилось против него. Истец, со своей стороны, должен был в течение двенадцати ночей выбрать шесть человек из числа родственников ответчика. Но он не должен был выбирать человека, известного своей ненавистью к ответчику. Эти семь человек, а именно сам ответчик и шесть его родственников, выбранных истцом, выбирали еще пять свободных людей. Всего, таким образом, получалось двенадцать. И эти двенадцать человек давали клятву — sacramen-tales. Они клялись или на освященном оружии, или на Евангелии — здесь христианство вводило модификацию древних форм — в правоте дела, и эта клятва считалась решающей[21].

Это был обычный способ разрешения споров. Но устройство поединка — camfio — тоже еще практиковалось. Однако короли пытались его ограничить. Было установлено, что такие случаи, как убийство жены мужем, законность рождения сына, права опекуна замужней женщины, решались клятвой sacramentales, поскольку они слишком важны. «Вздорно и невозможно, чтобы такая причина была решена со щитом в руках посредством поединка». Но мужчина, который называл женщину ведьмой или кровопийцей, должен был доказать это в бою. Есть интересный закон, имеющий отношение к вампирам, который демонстрирует христианское влияние. «Пусть ни один мужчина (так установлено законом) не возьмет на себя убийство aldia (женщина-серф) или служанки другого мужчины на основании того, что она ведьма, такая, которую называют masca; христианские умы не могут поверить или понять возможность того, что женщина может поедать живого мужчину изнутри».

Следующим после Ротари величайшим законодателем лангобардов был в VIII веке король Лиутпранд. Его законы обнародовались постепенно между 713 и 735 годами и сохранились в собрании. Они интересны тем, что показывают, как далеко вперед продвинулась цивилизация лангобардов за период в семьдесят лет. Для начала следует отметить, что христианская религия народа яснее и выразительнее отражена в законах Лиутпранда, нежели в эдикте Ротари. Она выражена даже в титуле короля — Liutprand excellentissimus Christianus Langobardorum rex и в прологе с библейскими цитатами. В одном законе он признает прямое влияние римского епископа: запретив брак между двоюродными братьями и сестрами под страхом тяжелого наказания, конфискации собственности, король утверждает, что делает это по предписанию папы города Рима, «qui in omni mundo caput eccle-siarum dei et sacerdotum est».

Строгие законы против гадалок и идолопоклонников — законы, которые могут показаться нам непропорционально суровыми, — несомненно, созданы под влиянием церкви. Неудачник, оказавшийся достаточно глупым, чтобы обратиться за консультацией к гадалке или предсказателю, должен был заплатить штраф в размере половины его guidrigild, то есть половину суммы, которая будет причитаться его родственникам, если он будет убит. А если губернатор или чиновник не мог выявить или арестовать предсказателей, живших в его районе, он был обязан уплатить штраф в таком же размере. Если предсказателя арестовывали, его следовало продать как раба.

Законы, касающиеся убийств, обычно являются хорошей проверкой уровня человеческой цивилизации. В данном случае законы Лиутпранда демонстрируют удивительный прогресс, по сравнению с эдиктом Ротари, в сторону ужесточения. Согласно прежним законам, убийца должен был всего лишь выплатить guidrigild родственникам жертвы. В соответствии с такой системой богатей может убить семьдесят четыре человека без серьезного ущерба для своего состояния. Лиутпранд узаконил следующее: в случае умышленного убийства (в отличие от убийства непреднамеренного или в порядке самообороны) преступник наказывался конфискацией всей собственности. Если собственность убийцы было больше, чем guidrigild убитого человека, guidrigild следовало вычесть и уплатить родственникам убитого, а остальная сумма шла в королевскую казну. Если собственность была меньше, чем guidrigild убитого человека, тогда убийцу следовало передать родственникам жертвы для использования в качестве раба.

Лиутпранд применил систему guidrigilds по-новому и, в известной степени, искусственно. Он установил guidrigild как штраф за целый ряд разнообразных преступлений: если писец, невежественный в законах, осмеливался составить официальный документ, если одному человеку давалась в жены невеста, обрученная с другим, если опекун соглашался на замужество своей подопечной, которая была монашенкой, если мужчина брал в жены женщину, муж которой жив, и т. д. В таких случаях, равно как и в некоторых других — например, за подделку документов, — виновный платил штраф в размере своего guidrigild или в королевскую казну, или тому, кому его преступление нанесло ущерб. Вы видите, что это полностью искусственная система. Нет никакой связи между подобными преступлениями и суммой, в которую будет оценена жизнь нарушителя, если он будет убит. Оправданием ее, несомненно, законодатель считал то, что преступления карались более сурово, если их совершали представители богатых классов, имевшие более высокие guidrigilds.

Обычай устраивать поединок еще не исчез. Мы видели, что в эдикте Ротари имелись признаки недоверия к такому методу урегулирования споров. Недоверие стало большим (и оно выражено более явно) в законах Лиутпранда. Там говорится, что злонамеренный человек иногда бросает вызов другому человеку, чтобы досадить или отомстить ему, и рассматриваются случаи, когда человек, потерпевший поражение в поединке, впоследствии оказывался невиновным. Отношение Лиутпранда к устройству поединков ясно выражено в законе, касающемся обвинения в отравлении. «Некие люди обвинили родственников человека, который умер в своей постели, в его отравлении, и, согласно старой традиции, бросили вызов на поединок. Поскольку наказание за убийство свободного человека теперь, согласно нашему закону, потеря всей собственности убийцы, нам представляется весьма серьезным, что человек может потерять свою собственность sub uno scuto из-за слабости своего щита. Поэтому мы предусматриваем, что в таком случае обвинитель должен поклясться на Евангелии, что он действует не из злобы. При этом условии он может решить свое дело поединком. Но если выпадет поражение тому, против кого выдвинуто обвинение, или его нанятому стороннику, тогда такой человек не должен лишиться всей собственности, а только заплатить соответствующую сумму, согласно старому праву. Потому что мы не уверены в таком методе разрешения споров и слышали о человеке, после поединка потерявшем все, и это было несправедливо. Но мы не можем запретить обычай, потому что это старая традиция нашего лангобардского народа».