— Правда, я все-таки чаще крепко сплю, — задумчиво добавила соседка. — Но если бы… Нет, точно проснулась бы. А только чего ж просыпаться, если больше никто не стрелял? — победительно заключила она. — Вы не сомневайтесь, я точно услышала бы. Он телевизор включал, и то я подпрыгивала. Даже ковер специально на эту стенку повесила, ну для изоляции.

— Но если ковер… — несколько растерянно предположила Арина. Клюшкин изумленно вытаращил глаза и помотал головой — нету, мол, никакого ковра.

— Так я ж его как раз в химчистку сдала! — сообщила соседка. — Вот аккурат за два дня до того как Егор Степаныч… — она шмыгнула носом. — Он еще и до машины помог его дотащить.

Ладно, подумала Арина. Допустим, в квартире стреляли действительно дважды. Второй выстрел, из «беретты», около четырех утра — его соседка почему-то не услышала — убил Шубина, а первый прозвучал приблизительно в полночь. И выстрел звучал иначе, нежели из «беретты». Телевизор или «макаров»?

— Арина Марковна, а вы у баллистиков случайно шубинский ПМ в комплект к этой «беретте» не прихватили? — словно подслушав ее мысли, подал голос молчавший до того Игорь Стрелецкий, который недавно перевелся из областного угро. Все звали его попросту Стрелком, но Арина пока робела. Во время следственного эксперимента он молчал, а теперь вот решил высказаться. — Если соседка говорит, что выстрел был громче, может, из «макарова» стреляли? Хотя и не мое это, конечно, дело — следователю советовать.

— Хороший совет, Игорь Михайлович, от любого хорош, — лучезарно улыбнулась Арина. — Без чинов и процессуальной иерархии. А ПМ я прихватила… случайно, — она улыбнулась еще лучезарнее. — Точнее, на всякий случай. Вы правы, конечно. Что ж, продолжим наше веселье.

После выстрела из «макарова» соседка ворвалась в шубинскую квартиру, как ураган:

— Точно такой! Чем хотите поклянусь!

Ставя свою подпись под «опознанием» (почему-то эксперимент с выстрелами она именовала опознанием), соседка явно гордилась собой и рвалась еще что-нибудь «опознать». Еле выпроводили.

Дверь, едва закрывшись за соседкой, тут же снова распахнулась. Оттолкнув подпиравшего притолоку Молодцова, в комнату влетела еще одна дама. Точнее, тетка. Постарше соседки, но не менее энергичная. Вроде тех, что за овощными прилавками стоят. С ее появлением шубинская квартира, и так невеликая, стала казаться вовсе крошечной.

Хотя, за исключением темперамента, тетка была… никакая. Мятое невыразительное лицо, неопределенного цвета волосы, бесформенная куртка. Зато голоса ее хватило бы на артель грузчиков. И лексического запаса тоже.

Судя по содержанию воплей, тетка являлась «единоутробной племянницей» (что это, интересно, такое, хмыкнула Арина) и «законной наследницей невинно убиенного» Шубина. Квартиру она именовала «жилплощадью невинно убиенного», и присутствие на этой самой «жилплощади» посторонних возмущало наследницу до глубины души:

— Это вам не Австралия какая-нибудь, где все на головах ходят!

Арина усмехнулась. Вот они, мелкие радости следственной рутины — никакого цирка не надо. Пассаж про ходящих на головах австралийцев был чудо как хорош. Вот только откуда вдруг взялась эта самая новоявленная «племянница»? То есть, племянница-то она, может, и племянница, но как это: пока дядя Шубин был жив, носа к нему не казала, по крайней мере бдительная соседка ее не углядела, а как его не стало — тут же нарисовалась. И, кстати, откуда она вообще о смерти Шубина узнала?

— Шубина Галина Георгиевна? — довольно сухо спросила Арина, вспомнив распечатку шубинских звонков.

Та энергично закивала и принялась совать Арине потрепанный паспорт.

— Так вы идите пока, Галина Георгиевна, у нас тут дела следственные, а вы нам мешаете, — еще строже распорядилась Арина.

Когда Молодцов выводил «племянницу» из квартиры — вежливо, под локоток — та продолжала вопить про то, что она не какая-нибудь там, что она свои права знает и нечего тут всяким на ее законное имущество посягать.

Впрочем, Арина тут же про «племянницу» забыла. На Молодцова можно было положиться — он этой хабалистой тетке сейчас все как надо разъобяснит: и про права, и про всяких, и про законное имущество. Вдобавок еще и всю собственную «племянницы» подноготную выпытает. Чтоб не разыскивать ее потом по городам и весям. Отработать-то ее, как ни крути, надо. Вряд ли она и вправду что-то знает, но все же. Может, надо было на эту тетку Мишкина натравить? Впрочем, предварительную беседу Иван Сергеич проведет, а дальше видно будет.

Сейчас же важнее было понять — куда двигаться дальше. Пуля из «беретты», в соответствии с результатами вскрытия, пробила голову Шубина. А от «макарова» в таком случае куда делась? Не по голубям же, в самом-то деле, покойный Шубин палил. Тем более в полночь. Арина несколько растерянно обвела глазами комнату — как будто надеялась обнаружить пропавшую пулю от «макарова». Может, в квартире все-таки кто-то еще был, и Шубин его ранил?

Должно быть, она произнесла это вслух, потому что Лерыч задумчиво произнес:

— Гильзы «макаровской» не было, это я тебе еще при первом осмотре сказал. А вот пуля… Или в ком-то засела, в чем я лично сомневаюсь, разве что посетитель по воздуху летал, ну или в стенке застряла. Вряд ли мы при осмотре след выстрела пропустили, но… стенки разные бывают. Мы однажды, помню, так пульку прозевали: обои старые, лоскут под сквозняком отошел, результат — пуля в стене, а снаружи никаких следов. Так что я, пожалуй, для полного спокойствия посмотрел бы эту комнату на предмет посторонних металлических включений. Тут всего-то пятнадцать метров, быстро управимся.

— У тебя что, металлоискатель с собой? — изумилась Арина.

Зверев только плечом повел — мол, за кого вы меня держите, у меня все нужное с собой.

Дожидаясь, пока он обследует металлоискателем стены и прочие подходящие поверхности, Арина вышла в крошечную прихожую — еще раз осмотреться. Хотя чего там осматриваться! Узкое полуслепое зеркало, обувная полка, отец почему-то называл такую галошницей, вешалка с двумя куртками — легкой зеленоватой ветровкой и тяжелой коричневой кожанкой. Гм. Должно быть еще что-то зимнее, подумала она, не в кожанке же Шубин зимой ходил. Хотя кожанка солидная, модель «пилот», с меховым воротником и — она заглянула внутрь — такой же подстежкой. Если свитер потеплее, то вполне сойдет. Или зимнее на антресолях?

Она задрала голову. Вот, кстати, антресоли-то они тогда не осмотрели. Может, там целый архив спрятан. Подтянула притулившуюся под вешалкой табуретку поближе, взобралась, потянула на себя аккуратную, выкрашенную в цвет слоновой кости дверцу, немного опасаясь, что содержимое сейчас повалится ей на голову…

Но содержимого было немного. Кое-какая обувь, пакет с темно-зеленым пуховиком, пара-тройка пластиковых канистр, лыжи с двумя комплектами палок, старый потертый портфель…

Есть!

Усевшись прямо на пол, Арина отщелкнула замки, потянула дрожащими пальцами портфельные створки… и чуть не выругалась. Сверху возлежал пакет с новенькой фурнитурой для унитазного бачка. Под ним — три мотка разного провода, еще один пакет — тоже с сантехническими запчастями, включая лист чего-то похожего на белую резину и шмат давным-давно нигде не используемой уплотнительной пакли. Изолента — синяя и черная. Клещи. Ручная дрель. Гремящая банка из-под растворимого кофе — гвозди, шурупы и прочая железная мелочь. На самом дне портфеля покоились ножовка и небольшой топорик в брезентовом чехле. Арина прощупала дно и стенки портфеля — ничего. Ни потайных карманов, ни зашитых «ценностей». Просто старый портфель с инструментами. Не про ту профессию Маяковский писал, подумала она сердито: «изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды» — это ведь не про поэзию, это про нас, про следователей. Разве что ищем не только среди слов, но и среди всякого… мусора. Портфель она, впрочем, сложив в него «мусор», аккуратно вернула на антресоли. Еще и постаралась поставить его на то же самое место.