Я насмешливо посмотрел на своего мучителя, с интересом ожидающего моего ответа, и улыбнулся:

— Не стоит. За нас живых заплатят, да еще кредит в сбербанке возьмешь — на двушку в спальном районе хватит.

Сначала он молча смотрел на меня в полной тишине, явно не понимая, затем до него дошло — он осклабился и подошел ближе. С выражением дикой ярости в глазах медленно проговорил:

— Шутник, однако. Я за тобой буду присматривать. Ты умрешь без этой улыбки, поверь, было бы лучше, если бы я тебя сейчас пристрелил.

Молниеносный удар кулака в подбородок снес меня на асфальт, больно ударившись головой, я попытался снова подняться, но следующий удар, на этот раз ногой в висок, словно выключил лампочку, и я провалился во тьму.

В кунге нас было человек пятьдесят, я с трудом приподнялся на локте и попытался оглядеться вокруг. Люди задыхались в жуткой тесноте и духоте, — нас положили буквально штабелем друг на друга. Я невольно подумал, что до места назначения доедут далеко не все, но главное — чтобы доехал Артем. Его не убили. Как ни странно, на той памятной охоте они все-таки решили нас не добивать, а что происходило потом, помню смутно. По сути, помнятся только побои, а били нас сильно. Первые несколько дней в Тобольском временном лагере местные «дельцы» только так и развлекались, избивая до полусмерти пойманный ими товар. Во временном лагере нас было шестьдесят четыре человека. За каждого раба «дельцам» платили тысячу нейен — валюта Цитадели. Нам повезло, что «дельцы» были очень жадными до денег и не стали нас убивать, даже полуживому Артему стали колоть антибиотики, чтобы он не умер. Продавать труп невыгодно, поэтому его все-таки немного подлечили перед перепродажей во второй центр Цитадели — Тюмень. Но все равно до памятной погрузки в один грузовик дожили не все: время от времени «дельцы» любили устраивать всякого рода забавы со смертельным исходом. За десять дней моего присутствия в этом перевалочном пункте в ад я увидел много различных игр смерти. Иногда они просто избивали до смерти какого-нибудь беднягу, но в основном старались проявлять изобретательность — устраивали гладиаторские бои или охоту с ружьями в лесу. Игрушек у них было много, но суть была одна — убить ради забавы. За все это время мне ни разу не пришлось участвовать в этих жестоких играх, лишь однажды моя жизнь висела на волоске. В предпоследний вечер нас построили в бараке и стали выбирать очередную жертву для новой игры. Один из «дельцов» подошел ко мне и с прищуром спросил:

— Жить хочешь? В игру сегодня будешь играть, солдат. Как зовут?

— Шутник, — ответил я, глядя прямо перед собой.

— Шутник, говоришь? — переспросил «делец». — Сегодня ты, наверное, пошутишь в последний раз. Анекдот расскажешь? Повеселишь меня?

Я душил в себе дичайшее желание перегрызть этой твари глотку, просто рвануть вперед и разорвать это щуплое худое существо. Мне хватило бы и минуты, после побоев сил особенно не было, но на один рывок меня бы хватило. Но, как оказалось, смертельное испытание меня ждало потом. К спрашивающему меня «дельцу» подошел второй бандит:

— Слышь, главный сказал: Шутника оставить. Он его в Колизей выставит.

— Да? — Первый поднял брови и осмотрел меня с ног до головы. — А что, он не маленький, может, и выйдет толк из Шутника. Ну, ладно, живи пока.

Щелкнув меня по носу, бандит двинулся дальше вдоль строя, выбирая жертву. В тот день они убили троих. До отъезда в Тюмень дожили около пятидесяти, но тот диалог я никак не мог вытрясти из головы. Вместо военно-трудового отряда меня хотели перепродать в Колизей, главный развлекательный центр Цитадели в Тюмени. Видимо, только поэтому меня в последние дни перестали бить и увеличили паек: откормленный и относительно целый, я прекрасно буду смотреться на травле животными. Вместо информатора чистильщиков я стал рабом, которому предстояло умереть на арене. Спартак, твою мать! Только эта роль мне больше нравилась, мужики в бараке говорили, что в этих военно-трудовых отрядах живут в среднем месяц, самая настоящая каторга, из которой спасения нет. У меня шансов тоже не было — только шанс умереть в бою с оружием в руках. На смех «дельцам», сидящим на стадионе.

— Андрей, в военно-трудовом отряде мне не выжить, — проговорил Артем, очнувшись из забытья. — Я тоже пойду в Колизей.

— Артем, ты в своем уме? — спросил я. — Ты же недавно загибался, ты свою рожу в зеркале видел? На тебе живого места не оставили.

— Заживет, — кашлянул Артем, — как на собаке. Эти сволочи меня антибиотиками обкололи, жить буду. А в трудовых жизни нет, в Колизее хоть поживем.

— Ты что, тупой? — разозлился я. — Колизей — это смерть. Главный «делец» специально меня туда продать хочет, чтобы посмотреть на мои мучения. А ты-то куда хочешь?

— Короче, заткнись, — еще раз кашлянул Артем и снова вырубился. Потом, открыв один глаз, проговорил: — Выживем. Не бойся.

Потом была Тюмень, нас вытащили, словно скот, из кунга грузовика и стали распределять по военно-трудовым отрядам. Я понимал, что ситуация в агломерате все хуже и хуже, иначе бы они не стали отлавливать всех подряд. Военными эти отряды на самом деле не были, «дельцы» бы никогда не дали своим рабам оружие, все пойманные обязаны были работать по шестнадцать часов в сутки: рыть окопы, закапывать воронки, восстанавливать разрушенные укрепления. Вся Тюмень стала осажденной крепостью, я об этом узнал по тихим разговорам в тобольском временном перевалочном пункте. Окруженная с трех сторон тюменская часть Цитадели отбивалась почти каждый день: с одной стороны на нее наступал авангардный корпус Дальневосточного Фронта, а с двух других — две независимые армии бывших воинских частей. Таким образом, Цитадель была в крайне тяжелом положении. Поэтому властям бандитской республики и приходилось отлавливать всех, кто мог принести пользу обороне агломерата. Правда, в последнее время наступления прекратились, одна из наступающих армий была полностью разгромлена, в честь этого и были объявлены празднества в Колизее.

Колизей — бывший спортивный комплекс, его назвали в честь древнего центра развлечения римлян еще прежние хозяева, а новые возродили эти развлечения. Простой русский город превратился в заповедник вооруженных бандитов, которые ловили рабов и устраивали гладиаторские игрища. Похожая ситуация была и в Екатеринбурге — первая столица Цитадели недалеко ушла от своего собрата. Содом и Гоморра России. Два проклятых города, и в одном из них мне предстояло умереть.

При распределении к нам присоединили еще несколько сотен рабов. Я стоял в строю, и у меня было непередаваемое ощущение дежавю. Так уже было перед отправкой бронепоезда: там тоже посылали на смерть. Скоро выяснится, где мы сдохнем. Кто-то на арене, кто-то в окопе. Наиболее обессилевших от избиений и голода просто убьют прямо сейчас… За спиной послышался звук ревущей машины, потом крики и топот ног. Новые прибывшие рабы выстроились прямо за нами. Я слегка повернул голову и увидел несколько десятков таких же, как мы, ободранных и голодных молодых парней. Послышался громкий выстрел, вышедший перед строем офицер в форме «дельца» громко заговорил: