— Выходим, — скомандовала Даша. — Тут уже совсем близко, бери камеру и пойдем.

Обойдя машину дебила, не умеющего парковаться, они направились в подворотню.

Сева шел первым. Едва войдя в темноватый туннель, он остановился, присмотрелся и попятился, вытолкав наружу и Дашу.

— Что там? — спросила она.

— То ли драка, то ли гоп-стоп, — равнодушно молвил Сева, хлопая по многочисленным карманам операторской жилетки в поисках сигарет. — Покурим, переждем. Не хочется попасть под раздачу.

— Может, в «Криминальный вестник» позвоним? Коллеги жаловались, что у них материала мало.

Сева пожал плечами, щелкнул зажигалкой, со вкусом затянулся:

— Можно и позвонить.

Явно подразумевалось, что звонить будет Даша, если ей так хочется.

— Ладно.

Девушка заглянула в подворотню, оценивая «материал» на предмет его соответствия требованиям «Криминального вестника».

В подворотне явно назревало что-то вполне тематическое: два парня крепко держали третьего, тогда как четвертый, стоя перед зафиксированным, старательно разминал пальцы. И что-то подсказывало опытному корреспонденту, что вряд ли это подготовка к энергичному сурдопереводу.

И тут потенциальная жертва вскричала на чистом русском языке:

— Да что вам надо, уроды?!

Даша и Сева переглянулись.

В воздухе заманчиво запахло международным скандалом. Избиение русского в тбилисской подворотне — это были кадры, которые вполне могли пригодиться программе новостей родного Первого.

Оператор бросил и затоптал сигарету. Даша быстро размотала шнур микрофона. Сева вздернул на плечо камеру, и в глаз его, вооруженный мощной оптикой, буквально бросилась ранее не замеченная деталь:

— Даш, а он в красной панаме!

Он подкрутил видоискатель и добавил:

— И рожа у него УЖЕ битая!

Живо сложив одно и другое, Даша резонно предположила, что в подворотне гасят не просто русского, а ИХ с Севой и московской продюсершей русского — будущего героя премьерной программы «Завидный жених».

— Эгей, парень! — проверяя эту версию, крикнула она в гулкую трубу подворотни. — Ты жених?

— Жених, жених! — возбужденно заорал в ответ Зяма, не сильно греша против истины.

Во-первых, он и впрямь только-только с собственной свадьбы, а во-вторых, в надежде на какую-то помощь назвался бы как угодно. Хоть груздем, хоть горшком!

Да что там, если бы ангел, заглянувший в роковую подворотню, звонким девичьим голосом спросил бы: «Эгей, ты евнух?» — Зяма одинаково убедительно ответил бы хоть «Евнух, евнух!», хоть «Гей, гей!»

— Начнем с интервьюшки, — кивнула Даша Севе и ринулась в подворотню с микрофоном наперевес и первым из списка московской продюсерши вопросом:

— Как вам Тбилиси?

— Это еще кто? — Старший обернулся и сразу же вскинул руку, закрывая лицо. — Эй, зачем снимаешь?!

— Российское телевидение, Первый канал! — браво гаркнула Даша, отважно надвигаясь на него с микрофоном.

За ней следовал Сева с хищно рыскающей видеокамерой.

— Ушли! — скомандовал старший, и бойцы мгновенно утекли из подворотни во двор.

— Гос-с-споди, как же я люблю родное российское телевидение! — с искренним чувством вскричал спасенный Зяма. — Нет, нет, никаких интервью, пока не уйдем из этого жуткого места!

— Он прав, тут темно. — Сева опустил камеру.

— И эти грузинские гангстеры вряд ли далеко ушли, — добавил Зяма.

Он первым выскочил на улицу, залитую золотым предвечерним светом, и сразу же увидел автомобиль с броским логотипом телеканала.

— О, вы на машине? Не свозите ли меня в магазин, я как раз шел за вином, когда подвергся нападению…

— И повозим, и напоим, — переглянувшись с Дашей, которая только пожала плечами, что в приблизительном переводе означало «Почему не поездить, нам все равно нужно сняться вблизи достопримечательностей», пообещал Сева. — Вина, правда, нет. Чачу будешь?

Он извлек из кофра для камеры бутылку с этикеткой, надпись на которой, в отличие от запаха, не знающему грузинского языка Зяме ничего не говорила.

— Чачу?

Зяма понюхал и определился:

— Еще как буду! — и разом выдул не меньше стакана.

— Со свадьбы унес? — с пониманием спросила Даша Севу.

— Ага. А почему нет? Там свадьба, тут жених, — пошутил тот.

— Так, жених, — построжала Даша. — Вам нужно сказать на камеру пару фраз, выразительно потосковать за больничной оградой и с потерянным видом побродить в историческом районе. На все у нас ровно час. Вы готовы ударно работать?

— Всегда готов! — захмелевший Зяма отсалютовал корреспонденту початой бутылкой и сам полез в машину. — Авось за час и те урки уберутся куда подальше…

* * *

… — Пожалуйста, перестань ТАК смотреть на часы, — попросила я Трошкину.

Подружка уже с четверть часа сидела за столом, положив наручные часы перед собой и гипнотизируя взглядом циферблат.

Приговоренный к смертной казни через отравление ТАК смотрел бы на роковую капсулу с ядом.

— Когда ты ТАК смотришь на часы, мне хочется… Не знаю… Гонять на время по стенам, как цирковой мотоциклист!

— Не надо по стенам, — подружка встала и решительно одернула на себе платьишко. — Бежим наружу, будем его искать!

— Опять? Может, не надо?

Я не хотела искать Зяму. Нет, не так: я не хотела его найти и впасть в смертный грех братоубийства.

Нет, ну вы подумайте — он снова пропал! Как говорится, никогда такого не было, и вот опять!

— Это все из-за меня, — сказала Трошкина, направляясь в прихожую.

Решительно вбив ноги в босоножки, она цапнула с тумбочки сумочку и машинально намотала ее длинную ручку на кулак, превратив милый дамский аксессуар в подобие кистеня. Видимо, подсознательно подружка тоже испытывала желание прибить любимого Зямочку.

Я даже растрогалась: все-таки мы с Алкой родственные души!

— Что именно из-за тебя? — уточнила я, тоже обуваясь.

Отпускать подружку одну я не собиралась. Трошкина слабенькая, одна она Зяму не зашибет.

— Ты сама знаешь, что твой брат никогда, даже в трудном подростковом возрасте, не сбегал из дома, — вздохнула подружка. — А стоило ему жениться, как начал убегать, как Монте-Кристо из своей камеры в замке Иф!

— Монте-Кристо не бегал, он ползал в камеру аббата Фарио и обратно, — припомнила я.

— Вот и Зяма так: туда и сразу обратно, за трое суток ни одной ночи в супружеской постели не спал, на полчасика завалился и то…