От «Редфордских угодий» сюда было час пути в экипаже. В этом просторном доме, стоявшем в гордом одиночестве на вершине зеленого холма, почти всегда царила ничем не нарушаемая тишина. Газовые фонари, стоящие по обеим сторонам подъездной дорожки, бросали на особняк тусклые блики, высвечивая причудливые детали его колониального великолепия. Но сегодня, против обыкновения, в доме раздавались оживленные голоса, звон бокалов и сдавленное бормотание, звуки которого наводили на мысль о хитросплетениях всевозможных интриг и соблазнах.

— Майкрафт, — произнес Пайк, приветствуя гостя и одновременно представляя его своему собеседнику. — Вы опоздали.

— Маммон, — отозвался инспектор, не без тайной мысли позлить хозяина дома. Ни для кого не было секретом, что доктор своего имени терпеть не может. Все еще не отдышавшись после быстрой езды, Майкрафт окинул взглядом зал. — Я был занят, вы ж знаете. Меня по головке не погладили бы, не окажись меня на рабочем месте после очередного убийства «зеленых флажков».

— В самом скором времени вы убедитесь, друг мой, что волноваться вам было не о чем, — заверил его Пайк, опустив тяжелые веки.

Инспектору вдруг пришло в голову, до чего же доктор похож на грифа или любого другого падальщика. Подобное сравнение так и напрашивалось, стоило только взглянуть на его лысеющую голову, тощую жилистую шею, хрящеватый нос. Инспектор перевел взгляд на спутника Пайка. В своем длинном пальто и широкополой шляпе тот выглядел совершенно неуместно на фоне веселящейся нарядной толпы гостей. Впрочем, и сам Майкрафт был одет столь же неподобающе.

Гостиная, где они находились, была декорирована в полном согласии со стилем, присущим всему дому в целом. Зеленовато-голубые стены, низкие деревянные кушетки с вышитыми подушками (в вышивке преобладали растительные орнаменты), лепнина на потолке, портреты государственных деятелей в тяжелых золоченых рамах. Пайк как-то назвал этот стиль «исконно филадельфийским, времен борьбы за независимость», и Майкрафт, никогда не причислявший себя к знатокам интерьеров, охотно поверил ему на слово. Доктора всегда отличала какая-то странная тяга к Америке и всему американскому. Вероятно, именно это пристрастие Пайка и объясняло тот странный факт, что обладатель длинного пальто и широкополой шляпы находился сейчас здесь, в его доме, а не в одной из палат «Редфордских угодий».

— Вы чем-то расстроены, Майкрафт, — заметил Пайк.

— Не больше, чем все остальные, — парировал инспектор, кивнув в сторону гостей, которые разбрелись по всему залу, разбившись на маленькие группки.

Все были заняты разговорами на великосветские темы, которые были Майкрафту глубоко чужды; зато его цепкий взгляд полицейского уловил натянутость и принужденность в жестах большинства собравшихся, настороженные взгляды, которые многие из них то и дело исподтишка бросали на хозяина дома.

— В чем дело? — свистящим шепотом спросил инспектор, убедившись, что Пайк согласен с его замечанием. — Почему все сорвалось?

— Со временем узнаете, — заверил его Пайк. — А пока познакомьтесь, господа. Ведь вам еще не доводилось друг с другом встречаться.

— Кюриен Блейк, — растягивая слова в американской манере, произнес странноватый гость доктора.

Майкрафт пожал протянутую ему руку и назвал себя, проявив внешне минимум подобающей случаю вежливости и в душе содрогаясь от омерзения. Он был достаточно наслышан об этом новом госте доктора.

Кюриен Блейк был известным (многие сказали бы «скандально известным») истребителем нечисти, орудовавшим в Кентукки, одном из американских штатов. Семь лет тому назад он эмигрировал в Англию, не иначе как вынужденно — его привычка пользоваться по делу и без дела шестизарядным «ремингтоном» снискала ему на родине дурную славу. Судьба свела его с доктором Пайком, и абсолютная безжалостность охотника за нечистью вкупе с его непомерной алчностью произвели на доктора глубокое впечатление. Пайк не раз прибегал к услугам Блейка, когда возникала необходимость исправить некоторые ошибки, допущенные Братством. Для этого требовались то проведение определенных ритуалов, то устранение какого-то конкретного монстра, а то и ликвидация одного или нескольких людей, которые слишком много знали. Блейк блестяще справлялся со всеми подобными поручениями.

Майкрафту он был отвратителен. При всей полезности этого человека для Братства, инспектор считал его личностью в высшей степени одиозной, кровожадным злодеем, чья невероятная жестокость граничила с умоисступлением. Ему доводилось многое слышать о Блейке. Говорили, что тот однажды до смерти забил свою жертву рукоятью пистолета, поскольку ему было жаль расходовать пулю. А в другой раз, инсценируя разбойное нападение на дом человека, которого ему следовало устранить, он умертвил кроме самого хозяина еще и его домочадцев, всех до единого Членом Братства некогда состоял один судья, который взял на себя смелость осудить цели и задачи организации и пожелал покинуть ее ряды. Пайк приказал Блейку «переубедить» его. Американец, недолго думая, похитил дочь судьи, девочку восьми лет от роду, выпотрошил ее, точно цыпленка, и сбросил в Темзу. А потом намекнул несчастному отцу, что у того имеются еще двое дочерей и жена, и все они разделят участь старшего ребенка, если только их отец и муж осмелится еще раз заикнуться о выходе из Братства.

Майкрафт и сам был небезгрешен, но хладнокровная жестокость Блейка вызывала бурный протест даже в его очерствевшей душе.

Чтобы не вступать в разговор с наемным убийцей, он сделал вид, что увлеченно разглядывает остальных приглашенных. В зале собралась значительная часть членов Братства: судьи, адвокаты, врачи, политики, кандидат на должность мэра Эссекса — словом, сливки общества. В ряды организации их привлекла возможность карьерного роста, жажда наживы, упрочения своего положения в свете — иначе говоря, жадность и суетность. Но кроме них присутствовали здесь и куда менее заметные персоны, которые, однако, в иных случаях могли принести Братству великую пользу в силу занимаемых ими должностей. К таковым относились медицинские сестры, государственные служащие среднего и низшего звеньев, няньки и воспитательницы, полисмены и даже почтальоны. Благодаря их усилиям данные любых отчетов могли быть подделаны, любые письма перехвачены, больные, идущие на поправку, могли занедужить пуще прежнего и скончаться. Не раз случалось, что младенцы, исчезнувшие из того или иного лондонского приюта, приносились в жертву на кровавых церемониях Братства.

Большинство вступивших в ряды Братства жаждали прежде всего подняться по социальной или служебной лестнице. Что до самого Майкрафта, он вступил в сообщество после того, как в полиции его дважды обошли с обещанным повышением. Зато теперь он мог смело рассчитывать на то, что в следующий раз ему таки присвоят очередное звание, поскольку заботу об этом возьмет на себя Братство. Обряд инициации совершался после оказания «вспомоществования» очередному кандидату на вступление. Получив желаемое и предвидя новые выгоды от своего членства в тайной организации, к тому же почитая церемонию вступления чем-то вполне невинным, новички охотно на это шли. Их старались вербовать из числа атеистов или по крайней мере людей не слишком религиозных. Убедившись, что Братство и вправду обладает большими возможностями, они алкали еще больших благ в придачу к уже обретенным. Тех же, кто оставался тверд в своем нежелании примкнуть к заговорщикам, заставляли хранить молчание при помощи шантажа или посредством еще более радикальных методов.