Городок остался позади, дорога снова бежала среди бесконечных лесов.

Надеюсь, убивать никого не придется, думал он. Я не хочу убивать, пока не выполню свое задание, пока не застрелю де Клерка.

В тот первый раз, когда я убил человека, сонгома, я был не один. И все-таки не могу этого забыть, хотя с трудом вспоминаю других людей, которых убивал после. Случилось это январским утром 1981 года, на кладбище в Дудузе. Помню потрескавшиеся надгробия, сонгома, помню, как думал, что ступаю по кровле жилища мертвых. В то утро хоронили старика родственника, кажется отцовского двоюродного брата. В другом месте кладбища были еще одни похороны. Как вдруг возникло замешательство, одна из погребальных процессий бросилась врассыпную. Между надгробиями я увидел бегущую девушку, она бежала, будто загнанная лань, и за нею вправду гнались. Кто-то кричал, что она доносчица, что эта чернокожая работает на белых, на полицию. Ее схватили, она плакала, она была в беде — страшнее я ничего не видел. Ее повалили на землю и били чем попало, а она все жила. И тогда мы начали собирать меж надгробий сухие ветки и пучки травы. Я говорю «мы», потому что вдруг очутился среди участников. Черная женщина, которая стучит в полиции, — зачем ей жить? Она молила о пощаде, но ее забросали сушняком и травой, а потом — подожгли, спалили заживо. Она пыталась выбраться из огня, но тщетно, мы держали ее до тех пор, пока лицо не почернело. Так я впервые убил человека, сонгома, и я не забыл ее, потому что вместе с нею убил и себя. Апартеид одержал победу. Я стал зверем, сонгома. Безвозвратно.

Рука опять разболелась. Виктор Мабаша старался не шевелить ею, чтобы хоть немного унять боль. Солнце стояло по-прежнему высоко, а на часы он не смотрел. Можно еще долго сидеть в машине, наедине со своими мыслями.

Я даже не знаю, где нахожусь, думал он. Знаю, что в стране, которая называется Швецией. И всё. Может, по-настоящему мир именно таков? Нет ни здесь, ни там. Есть только сейчас.

Мало-помалу опускались странные, едва заметные сумерки.

Он вставил в пистолет обойму и сунул его за пояс.

Жаль, ножей нет. Хотя он ведь твердо решил не убивать никого без крайней необходимости.

Судя по счетчику, бензин опять на исходе. Надо решать насчет денег. Только бы не дошло до убийства.

Проехав несколько километров, он заметил у дороги маленький магазинчик. Открытый. Остановился, заглушил мотор и стал ждать, когда покупатели разойдутся. Потом снял пистолет с предохранителя, вылез из «мерседеса» и быстро вошел в магазин. За прилавком стоял пожилой мужчина. Пистолетом Виктор показал на кассу. Мужчина хотел что-то сказать, но Виктор пальнул в потолок и опять ткнул в кассу. Дрожащими руками мужчина открыл ящик. Виктор наклонился, переложил пистолет в больную руку и сгреб все, что там было. Повернулся и выбежал на улицу.

Он не видел, как мужчина за прилавком вдруг пошатнулся и упал, ударившись головой о цементный пол. Впоследствии решат, что грабитель ударил его по голове.

А человек за прилавком, падая, был уже мертв. Сердце не выдержало внезапного шока.

На бегу Виктор зацепился повязкой за дверь. Отцеплять некогда — он стиснул зубы и рывком высвободил руку.

В ту же секунду он заметил перед магазином девочку — она стояла и смотрела на него. Девочка лет тринадцати, с огромными глазами. Смотрела она на его окровавленную руку.

Я должен убить ее, подумал Виктор. Мне не нужен свидетель.

Он выхватил пистолет, направил его на девочку. Но выстрелить не смог. Опустил руку, бегом подбежал к машине и рванул с места.

Полиция наверняка сядет ему на хвост, и очень скоро. Начнут искать чернокожего с искалеченной рукой. Девчонка, которую он оставил в живых, молчать не будет. Максимум часа четыре — и придется сменить машину.

На заправке самообслуживания Виктор залил полный бак. Незадолго до того он проехал указатель с надписью «Стокгольм» и на сей раз постарался запомнить, как туда вернуться.

Внезапно навалилась страшная усталость. Где-нибудь по дороге надо остановиться и поспать.

Хорошо бы найти еще одно озеро с черной спокойной водой.

Озеро нашлось на просторной равнине, немного южнее Линчёпинга. К тому времени он уже сменил машину. Под Хускварной завернул в мотель и угнал оттуда другой «мерседес». А после мчался, пока не выбился из сил. Неподалеку от Линчёпинга свернул с магистрали, потом съехал на совсем узкую дорогу и наконец увидел впереди озеро. Было это сразу после полуночи. Он устроился на заднем сиденье и заснул.

Я знаю, что сплю, сонгома. И все-таки говорю не я, а ты. Ты рассказываешь о великом Чаке, о великом воине, творце славы зулусов, который наводил повсюду страх и ужас. От его гнева люди замертво падали на землю. Он казнил целые полки, если они не проявляли должного мужества в какой-нибудь из бесконечных, никогда не прекращающихся войн. Чака — мой предок, в детстве, сидя у костра, я часто слушал вечерами рассказы о нем. Теперь я понимаю, отец вспоминал о нем, чтобы забыть о белом мире, в котором был вынужден жить. Чтобы выдержать непосильный труд в рудниках, страх перед обвалами в подземных выработках, перед ядовитыми газами, что разъедали ему легкие. Но ты рассказываешь о Чаке совсем другое, сонгома. Ты рассказываешь, что Чаку, сына Сензангакхоны, будто подменили, когда умерла Нолива, женщина, которую он любил. Сердце его наполнила великая тьма, он больше не мог любить ни людей, ни землю, в нем была только ненависть, пожиравшая его изнутри. Мало-помалу он утратил все человеческое, превратился в зверя, который радовался, лишь убивая, видя кровь и страдание. Но зачем ты рассказываешь мне об этом, сонгома? Неужели я стал таким, как он? Исчадием апартеида, кровожадным зверем? Я не верю тебе, сонгома. Я убиваю, но не без разбора. Я люблю смотреть на танцующих женщин, на их темные тела в отблесках пламени костров. Я хочу видеть, как танцуют мои дочери, сонгома. Танцуют без остановки, пока глаза мои не закроются и я не вернусь в подземный мир, где встречу тебя и ты откроешь мне последнюю тайну…

Около пяти утра он проснулся, как от толчка.

Рядом с машиной пела птица, никогда раньше он не слышал такой песни.

Потом он двинулся дальше на север.

Около одиннадцати подъехал к Стокгольму.

Была среда, 29 апреля 1992 года, канун студенческого праздника.

Эти трое в масках появились, как раз когда подали десерт. За две минуты они выпустили из автоматов более трехсот пуль и скрылись на автомобиле.

Затем воцарилась тишина. Но лишь на мгновение. Секунду спустя послышались крики раненых и перепуганных людей.

Произошло это на ежегодной встрече богатого дурбанского клуба дегустаторов вина. Оргкомитет тщательно учел все аспекты безопасности, прежде чем было решено устроить заключительный обед в ресторане пайнтаунского гольфклуба, в нескольких милях от Дурбана. До сих пор в городке Пайнтаун ни разу не случалось террористических актов, которые в провинции Наталь фактически стали обычным делом. Кроме того, управляющий рестораном обещал в этот вечер усилить охрану.