Привет Марусе, Сашке и Володе. Знаю, что будешь плеваться, разбирая мои каракули, да что сделаешь.

Жму руку. Виктор».

Октябрь 1956 г., Чусовой.

«Дорогой Володя!

Я так и не собрался поехать в Молотов. Главная причина — сам знаешь какая. Время у неработающего писателя есть всегда, а вот деньги — редкие гости. А тут Маня придумала болеть каждый месяц, и без „кормилицы“ туго совсем. Я, собственно, сегодня и писать-то начал от отчаяния, чтобы спросить у тебя, не знаешь ли ты кого-нибудь из наших сознательных писателей, кто мог мне дать с тысченку взаймы месяца на два-три? Может быть, у Бориса[70] или у Макарова[71] есть? Пришла пора подписываться на газеты и журналы, за ребятишек платить — и хоть реви. Из-за проклятых денег работа идет туго. Не сделал еще и половины книги. Все думаешь, чего завтра жрать? Чтоб она пропала эта наша доля!

Ну ладно. Теперь изложу вторую, более светлорадостную причину, которая побудила меня написать письмо. Ходил я недавно на охоту. В верховьях одной из речек мы обнаружили лося, пойманного в петлю. Ну, я, разумеется, заявил об этом в милицию. Дали мне милиционера, председателя охотообщества и еще человека, и мы пошли, но лося нашли уже убитого. Браконьер половину его, в том числе рога, сумел стаскать и спрятать, другую же половину мы нашли и забрали. И вот, если у тебя есть желание попробовать лосятины от пуза, забирай пол-литра (в нашем городе сухо) и двигай ко мне; хотя бы на день. Можешь прихватить Бориса[72], и, если погода будет ничего, сходим в лес с ночевой. Там есть избушка хорошая. Вот так. Новостей у меня больше нет. Из „Смены“ пока ничего насчет очерков не сообщили[73]. Московский редактор пока тоже помалкивает насчет сборника. Тишь да гладь, и роман[74] дорабатывается со скрипом. Надоел он мне и разонравился, а это основная беда, тормозящая работу.

Ну да хрен с ней.

Картошка есть, мясо есть, разве это не житуха.

Приезжай, старина.

Жму лапу. Виктор».

1956 г., Чусовой.

«Дорогой Володя!

Жаль, что я тебя не застал дома, возвращаясь из Сибири… отложим разговор на опосля. Вчера получил письмо от В. Александрова. Он наконец-то определился. Работает редактором в комсомольском отделе издательства „Молодая гвардия“. Вот его координаты на тот случай, если его нужно будет срочно вызывать по телефону: Д-1-15-00 (коммутатор), добавочный 178. Он, кстати, сообщил мне, что у тебя должны быть мои рассказы. Если тебя не затруднит, перешли их, пожалуйста. Я тут получил письмо из отделения (это из журнала „Звезда“, ты, вероятно, знаешь о нем?) и хочу воспользоваться случаем, чтобы отправить им какой-нибудь из трех рассказов. Очевидно, пошлю „Материнскую руку“ — злосчастную, а у меня дома нет ее и нет „Наставников“, так что если затерялись, то мне хана. Я живу в трудах. Задание „Смены“ выполнил и сразу взялся за детские рассказы, ибо издательство поторапливает. Между делом написал газетный подвал, думаю послать его в „Известия“, если напечатают — ладно, а не напечатают — ничего. Ведь оно и привычно, получать отказы-то.

Теперь на подходе роман[75]. Боязно за него браться, отвык. Дай бог вытолкнуть его… и больше не возьмусь за такую обременительную рукопись. Правда, существенных изменений так и не предвидится, да ведь это так кажется. Я вот садился за детскую книжку, думал, что там работы немного, ан взялся, и пошло, многое пришлось дописывать, переписывать, вычеркивать, особенно в безудержно расхваленном „Васюткином озере“ и „Схватке“, которая теперь называется „Наследник“. Кстати, я переписывал еще ряд рассказов. Рассказ „Приятели“ я переименовал в „Теплый дождь“[76], и это название думаю дать сборнику. Не знаю, как на это посмотрит столичное начальство и редактор.

А что у тебя нового? Пишется чего-нибудь или нет? Когда будет собрание? Мне уж до него, вероятно, не вырваться из дома — работы масса, а тут еще домашние дела одолели, картошку скоро копать. Смогу ли я пристроить „Чижики“ в 23— 1 номер альманаха, если доделаю их в конце октября? Может быть, не стоит спешить с ними. Ну, будь здоров. Привет Марусе, Сашке, бабушке и Константину Васильевичу[77] — обнимаю. Виктор».

1956 г., Чусовой

«Дорогой Володя!

Я сейчас только прокинул предпоследнюю главу романа, и можешь сам судить, какое у меня настроение. Как я тебя понимаю, дорогой. Ведь я не принимался за роман всего несколько месяцев, и то едва раскачался. А тебе за „Кольчугу“ и вовсе страшно было приниматься. Но раз уж принялся — не отступай: ты большевик, могу тебя осрамить за малодушие от имени беспартийных представителей рогатого скота.

С деньгами дела тоже пока наладились… Я посылал в Красноярское радио один из сибирских очерков, и земляки были столь любезны, что не только прочли, но и заплатили за него три сотни. Словом, ты, пожалуйста, Володя, не беспокойся об этом несчастном долге. Я совсем забыл про него и оттого тебе написал, а сейчас раскаиваюсь. Я многим тебе обязан, и если нам начать говорить о долгах, то я себя буду чувствовать очень скверно. Ну, хватит об этом. Новостей у меня больших нет. Работаю, как вол, рукопись снова меня увлекла, и я, как видишь, заканчиваю ее. Правда, будет задержка с печатанием, но числа 12–15 ноября я все равно рассчитываю быть в Молотове с законченным романом.

Вот так. Привет Марусе, Сашке, бабушке».

1956 г., Чусовой.

«Привет, Володя!

Давно от тебя ни слуху, ни духу. И я не подаю признаков жизни. Трудимся, брат. Трудимся так, что огонь из-под пера. Вчера поставил точку, и Марья начала печатать рукопись[78] на машинке. Ну, что тебе сказать о работе? Рукопись увеличилась на сто страниц. Это первое. Великолепная получилась, на мой взгляд, последняя глава, в которой Сережка воскрес. Вот, пожалуй, все, что я могу сказать о рукописи. Она еще не отстоялась, не отлежалась, и я, разумеется, не могу взглянуть на нее трезво-критически. Думал я ее доставить в Молотов перед праздником, однако воздержусь это делать. 10-го мая выезжаю на курорт и завезу попутно. Это время использую на то, чтобы лучше подчистить текст, выловить, что можно. Думаю один экземпляр прихватить с собой, может быть, в Москве кому-нибудь суну почитать. Да! Есть немаловажное событие в моей творческой жизни. „Детгиз“ серьезно заинтересовался моей персоной и заключил со мной договор на издание сборника. При этом получились такие казусы, которые удивили меня, и, вероятно, не оставят в равнодушии и тебя. В „Детгизе“ начисто забраковали „Тольку“… с большим скрипом и под вопросом оставили в прожекте сборник „Васюткино озеро“. Лучшими рассказами они признали „Схватку“ и „Землянику“. Во, брат, какие вещи! Это лишний раз подтверждает, что единого мнения на литературное произведение не может существовать. Когда поеду в Ялту, остановлюсь на несколько дней в Москве. Побываю в „Детгизе“, выясню все окончательно.