В те дни на улицах голландских городов мальчишки выкрикивали нехитрые куплеты:

Качает корабль устало волна,

На брасы! Живее пошел, старина!

Избиты мы в щепки, но правим домой,

Нас дядюшка Рюйтер ведет за собой!

Из открытых дверей трактиров и харчевен, где отчаянно гуляли вернувшиеся в живых матросы, пацанам вторили пьяные хриплые голоса:

Нам ли голландцы врага бояться?

Плечом к плечу мы стремимся в бой

Пусть впереди будет кровь и утраты,

Жребий уж брошен старухой-судьбой!

Даже в общественных прачечных, румяные толстобокие прачки, переводя дух, положа на колени красные от бесконечной стирки руки, задушевно распевали:

Смотрю на море и жду героя.

Вот белый парус мелькнул вдали.

С победой милый ко мне вернулся

Прижал меня он к своей груди!

Но победа досталась не дешево и не одна мать забилась в рыданиях, узнав о кончине сына, ни одна жена, обхватив малолетних детей, ставших в одночасье сиротами, запричитала о своей горькой участи. Победа стоила голландцам большой крови. Около восьми сотен человек не вернулись с моря, еще более тысячи вернулись раненными и калеками.

Потери ж англичан были еще намного значительнее. Одних убитых насчитывалось более шести тысяч человек, раненных же никто не считал вовсе. Среди павших был вице-адмирал Барклей и несколько десятков капитанов. Три тысячи англичан во главе с младшим флагманом Аском попали в плен. В корабельном составе потери сынов Туманного Альбиона были тоже весьма внушительными: семнадцать английских кораблей были сожжены и потоплены, а шесть стали трофеями победителей. Как это обычно бывает после неудачи, в Лондоне начался грандиозный скандал. Искали виновника поражения.

Козлом отпущения сделали герцога Альбемарле, хотя именно он, как раз в отличие от короля, герцога Йоркского и первого лорда адмиралтейства ни в чем виноват не был. Причина поражения крылась, прежде всего, в преднамеренном дроблении флота, то есть в ошибке стратегической. Генерал Монк, как мог, оправдывался, Говоря, что все его капитаны – отъявленные трусы. Это тоже было, мягко говоря, не правдой. В конце концов, обвинители так ни к чему однозначному не пришли. С должности Альбемарле не сняли, но нервы потрепали порядочно.

А вот как оценивают личный вклад в выдающуюся победу при Па-де-Кале историки: «Ясное понимание тактическое обстановки дало де Рюйтеру в последний момент победу: он не замедлил отказаться от своего строя, бросился на противника и таким путем соединился с находившейся под ветром частью своего флота. Вторжение всех наветренных судов в строй англичан заставило последних дрогнуть. Упорство голландцев, их жестокая борьба и то обстоятельство, что ни одно из их судов не попало в плен к англичанам, имело особое основание. Господствовала паника перед английским пленом и потребность отомстить за все те ужасы, которые претерпевали пленные в английских тюрьмах, где многие умирали от голода, болезней и грязи. Де Рюйтер, воспользовался и этим обстоятельством, распределив всех бывших ранее в плену по всем судам; он и сам неоднократно указывал в беседах с командами, что попасть в плен к англичанам равносильно позорной смерти. Таким образом, помимо уверенности в победе, толкала голландцев на подвиги и доставила им победу еще и жажда мести. Наоборот, англичане знали, что в голландском плену их не подвергнут унижению; поэтому биться до последней возможности для них не было такой необходимостью. Талант де Рюйтера сказался также и в умении действовать на психологию подчиненных.»

Этот четырехдневный бой является одним из самых значительных в военно-морской истории из-за величины флотов, громадных потерь, длительности сражения и серьезных тактических и стратегических уроков, которые он нам дал. Громадная ошибка – разделение английских сил – ясна сама по себе; даже если бы французский флот наступал, такое разделение не могло иметь места, оно ничем не было вызвано. Лишь крепкая внутренняя спайка, связывавшая английский офицерский состав, не допустила поражения до крайне тяжелых последствий; если бы тот же дух царил в голландском флоте, англичанам пришлось бы совсем плохо. Тут даже энергичное и лихое командование де Рюйтера не могло исправить существующих в голландском флоте недостатков; отсутствие дисциплины зашло так далеко, что каждый флагман действовал на свой риск и страх. В то время как один сражался под ветром, другой преследовал неприятельские суда, оба отделились среди боя от своего командующего; не говорю уже о попытке двух младших флагманов бежать с поля битвы.

Сразу же после возвращения в свои базы, протвиники начали одновременно лихорадочно ремонтировать свои потрепанные флоты, понимая, что впереди еще не одно сражение. Все голландские порты в эти дни напоминали разворошенный муравейник. На какое-то время пришлось приостановить строительство новых кораблей, все силы были брошены на починку поврежденных старых. На эллингах и в сухих доках латали большие корпусные пробоины, на лесопилках пилили и обтесывали мачты и рангоут, в парусных и канатных мастерских шили паруса и вили тросы и канаты. После ремонта корпуса корабли один за другим буксировали шлюпками к подъемным кранам, которые вытаскивали из их палуб огрызки перебитых мачт и вставляли на их место новые, затем сразу же без всякой задержки корабль оттаскивали дальше к причалу, и там начиналась его оснастка. В последнюю очередь меняли артиллерию, загружали припасы и порох. Оснащенные и вооруженные корабли немедленно отводили на рейд, чтобы освободить место следующим. Всюду куда-то бежали, что-то тащили, пилили, строгали, вязали и сращивали, конопатили и смолили. Стучали молотки плотников, конопатчиков и кузнецов. Корабельные экипажи работали бок обок с рабочими верфей. Каждому из матросов Рюйтер дал для отдыха всего пару дней, но большинство не воспользовалось и этим. Все понимали, что сейчас на противоположной стороне Северного моря англичане ударными темпами выполняют такую же работу и в скором времени она должна уже завершиться.

Спустя всего лишь девятнадцать дней после возвращения, голландский флот был снова приведен в боевое состояние. Поврежденные корабли отремонтировали и загрузили припасами. Кроме этого флот пополнили и рядом новых кораблей. Всего у Рюйтера было теперь восемьдесят кораблей и восемь брандеров. Еще около двух десятков единиц, все еще не успевших с ремонтом, должны были присоединиться к нему несколько позднее. Разумеется, что лучше всего было бы собрать все силы в единый кулак, Но Рюйтер торопился не допустить, чтобы англичане перехватили инициативу. Сейчас важно было закрепить прошлый успех.

– Я хочу идти прямо в Темзу, чтобы там добить остатки английской армады! – говорил Рюйтер о своих намерениях.

От этой идеи его, однако, отговорили лоцманы, сославшись на то, что не знают тамошних многочисленных банок и течений, тем более, что, если уж сами англичане там сели на мель, то трудно представить чем грозит эта затея голландскому флоту. Согласившись с их доводами, Рюйтер несколько поостыл, но недолго.