Я попаду в женские журналы – со сделанными папарацци фотографиями богатых и знаменитых – как его девушка.

Я вознесусь так высоко и так быстро, что к тому времени, когда он бросит меня, я уже стану грозой, ядерным апокалипсисом.

Я уйду не с пустыми руками.

Моя крошка снова ворочается. При каждом движении сердце сжимается, и я, бросая все дела, кладу ладони на живот, чтобы почувствовать ее. Я пока не знаю, что это такое – новые ощущения появились в начале недели. Не могу с уверенностью сказать, толкается ребенок или у нее просто икота.

Как бы там ни было, я очень благодарна, что внутри меня зарождается надежда, и только она поможет мне все выдержать. Хочу поделиться радостью с кем-нибудь – с кем угодно. Да хотя бы вцепиться в женщину, сидящую рядом в метро, и рассказать ей. Хочу, чтобы она знала, что внутри меня разгорается новая жизнь. Мой ребенок пытается поговорить со мной. Пытается жить.

Последние три месяца я играла сама с собой в маленькую игру. Я называю это игрой, хотя это были скорее переговоры. С кем – не знаю, потому что не верю в Бога. Суть такова. Если ребенок проживет еще неделю, я что-то сделаю. Или, наоборот, перестану делать. Так, на прошлой неделе я пообещала себе отказаться от сигарет, если смогу родить ребенка, – хотя мне страшновато загадывать так далеко. Я ведь даже не курю много, но мне не от чего больше отказываться. Неделю назад я сказала себе, что больше не стану принимать таблетки для похудения, даже если будет противно смотреть на свое отражение. А перед этим пообещала не пить до потери сознания.

Я чуть не рассказала мужу об этой игре, но вовремя спохватилась. Он бы подумал, что образцовые матери так себя не ведут. Я и сама так думаю.

Во время второго похода к доктору мне сообщили, что я уже на втором триместре и вероятность выкидыша составляет два, может, три процента, поэтому мне больше не нужно так беспокоиться. Я ответила, что два процента риска – это уже не полные сто процентов уверенности. Знаю, что-то пойдет не так, просто не знаю, когда. Доктор странно посмотрела на меня, и я пожалела о своих словах. Ее лицо было каменным.

Муж на этой неделе снова уехал по работе в Китай. Особенно его отсутствие радует по ночам: я могу вытянуться, заняв всю кровать, и в разы больше наслаждаться мягким постельным бельем. Можно перекатываться от одного конца кровати до другого, крутиться и вертеться вволю. Если бы существовала инструкция к совместной жизни с перечнем разрешенных и запрещенных вещей, то первым пунктом в ней было бы: купить кровать «кинг-сайз».

На кровати размера «квин» муж всегда засыпает первым, и в конце концов я злобно наблюдаю, как он нарушает границы. Его рука или нога вечно плюхается на меня, и в результате я не могу уснуть и с ненавистью таращусь в потолок. Затем я бью мужа по спине, и он откатывается на свою половину кровати, но позже обязательно возвращается – это лишь вопрос времени. Теперь, когда я беременна, я не могу принимать снотворные и после первых же переговоров о моем ребенке с неизвестным божеством отказалась также от мелатонина. Мне следовало бы растянуть торги, отказываясь от одного миллиграмма вещества в неделю. Поскольку я начинала с десяти миллиграммов, то еще десять недель бы не мучилась. Но я бросила принимать мелатонин примерно на второй неделе, и теперь, если мне удается уснуть к трем-четырем утра, я уже не считаю ночь потерянной.

В самом начале беременности я злилась, когда не могла уснуть. Я грубо трясла мужа за плечи, шипя: «Ты не даешь мне спать». Он извинялся и перебирался на свою сторону постели, чуть ли не падая – так далеко он ложился от меня. Но, засыпая, он неизбежно перекатывался на мою территорию, и все повторялось. А потом я стала читать блоги. Там многие говорили, что бессонница неизбежна и нескончаема – стоит забеременеть, и со сном можно распрощаться. Даже когда ребенок спит, ты не можешь отдохнуть и начинаешь сходить с ума. Тогда-то я и стала думать, что муж не виноват. Я сама выбрала кровать размера «квин». Отец был так удивлен, что я вообще выхожу замуж, да еще и за нормального работающего мужчину, что решил что-то продать и купить нам кровать. Если он все равно тратил деньги, которых у него не было, стоило раскрутить его на «кинг-сайз». Но продавец матрасов даже не попытался впарить нам больший размер, сказал лишь, что эта кровать станет самым мудрым приобретением, какое могут сделать молодожены. Нужно вешать продавцов, обманывающих людей подобным образом.

Перед отъездом мужа мы еще и поссорились.

– На выходных в СЕТЕК проходит детская ярмарка, – сказал он. Придя домой после работы, я готовила на ужин кхальгуксу[39], пока муж убирался и сервировал стол. – Ты не хочешь посмотреть одежду, бутылочки, коляски и прочее? Знаю: мы не обойдемся одним походом в магазин, чтобы выяснить, что нам понадобится. Мой отец пообещал помочь нам немного финансово – в следующем месяце он получит пенсионное пособие.

Я обернулась и уставилась на него с недоверием.

– Ты сглазишь! Не говори о ней! Даже не думай про нее!

Он слегка нахмурился.

– Вонна, это нелепо. Прошла уже половина беременности. Тебе скоро придется рассказать все начальнику. И, кстати, из нас двоих именно ты делаешь прогнозы. Не будь так уверена, что ждешь девочку. Я уже беспокоюсь, что будет, если родится мальчик. Надеюсь, ты будешь любить его точно так же.

– Ох, да замолчи же ты! – сорвалась я. – А ты прямо-таки надеешься на мальчика!

Так резко я говорила с ним впервые. Я едва ли не плевалась ядом, совсем как моя бабушка. Я знала, что ранила его: он не разговаривал со мной весь вечер и даже на следующее утро. Думаю, он ждал извинений – я постоянно замечала на себе его обиженные взгляды. Вот только он меня явно недооценил. Я не пошла на мировую, и он забрал свою миску с кхальгуксу в спальню и съел его, сидя за моим туалетным столиком и уткнувшись в телефон. Ночью, когда муж уснул, мне пришлось стирать брызги с поверхности.

* * *

В последнее время я чувствую приступы супружеской нежности только на работе – слушая, как коллеги перемывают косточки мужьям. Раньше подобное случалось, лишь когда женская часть коллектива собиралась на совместные посиделки: на обеде, кофе-брейках или перед совещаниями. Но сейчас эти пересуды уже просачиваются и в обычные рабочие разговоры, даже когда мужчины их слышат.

– Это и правда последняя капля, – говорит Бора-сонбэ. – Вчера он вернулся домой в три утра, разбудив Сюн-ен, а утром попросил меня приготовить ему антипохмельное жаркое. Когда же я сказала, что мне, вообще-то, нужно на работу, он ответил следующее: «Я попрошу маму приготовить это жаркое и заморожу его, чтобы оно всегда было под рукой». Можете представить себе? Моя свекровь уже думает обо мне как о невнимательной жене и матери.

В разговор вступает Джу-ын: