В замке Славков-у-Брна теперь музей дворянской жизни с апартаментами графской семьи Кауниц. Пушки наполеоновской эпохи напоминают об Аустерлицком сражении

В пятницу, 6-го, французские и австрийские военачальники подписали в Аустерлице соглашение о перемирии, подтвердившее линии разграничения сторон. С вестью о капитуляции Франц II послал к Наполеону самого искусного среди своих военачальников дипломата, князя Иоганна фон Лихтенштейна. Тот подобрал правильные слова, склонившие врага к великодушию: «Ваше величество, вам уже не к чему стремиться. Битва была столь великолепна, что к ней ничего нельзя добавить. Вашу славу умножит только заключение мира». Многим посетителям дворца Кауницев, как и мне, почему-то хочется думать, что составляющая важный предмет музейной экспозиции инкрустированная золотом бело-голубая парадная кровать стала на четыре декабрьские ночи 1805 года ложем Бонапарта. Но это не так, кровать представляет собой всего лишь мебельный образец эпохи.

К славковскому дворцу приложен ухоженный парк, в котором раньше разводили павлинов и где теперь фотографируются счастливые и смущенные своим счастьем новобрачные. Их венчают в просторном, построенном (до нашествия Наполеона) с аллюзией на парижскую церковь Святой Марии Магдалины храме Распятия Христова на главной городской площади. Над античным портиком с барельефом на библейскую тему — Спаситель посылает апостолов на проповедь — над золотым крестом помещены внушительные круглые часы. Они показывают, как бежит время Аустерлица. Утром я вышел на площадь, чтобы поймать в объектив фотокамеры памятный миг 07.27. На дворе стоял апрель, а не декабрь, солнце давно поднялось над горизонтом, и было оно золотым, а не багровым.

Самым видным аустерлицким женихом стал в 1795 году будущий канцлер Австрийской империи Клеменс фон Меттерних, расчетливо поведший под венец княжну Элеонору фон Кауниц; этот марьяж сулил и принес молодожену верные деньги, высокое положение при дворе, надежную политическую карьеру. Через десятилетие у того же алтаря в присутствии Наполеона французское воинство возблагодарило Господа за дарованную им победу. А еще через десять лет Меттерних стал главным организатором Венского конгресса, который на целый век расчертил наново политическую карту Европы. Наполеона тогда уже никто не величал «его величество император», нет, победителя сражений при Аустерлице и Йене, при Фридланде и Ваграме, побитого в России, под Лейпцигом и у Ватерлоо, называли не иначе как узурпатором. За полтора десятка лет, столько длились наполеоновские войны, в Европе погибли три или три с половиной миллиона человек. Потери в битве при Бородине-1812 по крайней мере втрое превысили число убитых и раненых при Аустерлице-1805, а сражение при Лейпциге-1813 оказалось еще кровавее Бородинского.

Уставший велосипедист, прибывший в Славков-у-Брна на закате дня, обречен на постой в скромной гостинице Austerlitz Napoleon и на тяжелый ужин в ресторане Bonaparte. Моравский городок, как может, выжимает ресурс из своей минуты исторической славы, относясь к чужому императору как к собственному сыну. Каждый август, ко дню рождения императора, здесь проводят наполеоновские дни, сопровождаемые различными мероприятиями вроде концертов джазовой музыки, которую, понятное дело, так любил Бонапарт. Даже предложения агентств по продаже недвижимости опалены порохом сражения: «квартиру мечты» вам предлагают приобрести в жилкомплексе Residence Austerlitz, в 500 метрах от дворцового сада и в 2 километрах от поля для игры в гольф. Гольф-клуб обустроен на северо-западной окраине города, у дороги на Голубице. Поле спланировано на 18 лунок, «сложное и интересное: природные преграды, глубокие бункеры и искусственные водные преграды». Коннице здесь теперь не пройти.

Где-то поблизости, прикрывая правое крыло союзных армий, 2 декабря 1805 года почти до полудня томились в бездействии полки гвардейского резерва под командованием наследника российского престола цесаревича Константина Павловича, пока в результате двух яростных кавалерийских атак их не смяла другая, более напористая гвардия — наполеоновского маршала Жан-Батиста Бессьера. В жестокой схватке получил смертельную рану второй командир полка конных егерей полковник Франсуа-Луи де Морлан, прорвавшийся с саблей наголо в глубь русских рядов. Днем ранее, когда рекогносцировка у линии врага обернулась стычкой с отрядом казаков, егеря императорского эскорта спасли Наполеону жизнь. Не случись этого, история Европы, может, пошла бы по-другому.

Император ценил верность своего храброго полковника, а потому велел с почестями доставить тело де Морлана в Париж. Тело только одного из многих героев, tombés à Austerlitz — павших при Аустерлице.

Уличные часы, пражский район Жижков

Сорок лет своей семивековой истории город Злин неестественно назывался Готвальдовом — в честь чехословацкого коммунистического диктатора, сначала еще живого, а потом уже покойного. Выпала Злину такая сомнительная честь, это как Санкт-Петербург назывался Ленинградом, Рыбинск назывался Андроповом, а Варна называлась Сталином. Но вообще-то если уж переименовывать этот пусть не самый главный, но многим примечательный моравский город, то единственный обусловленный историей вариант — что-то вроде Батяград. Ведь не случись в Злине знаменитого обувного производства, фактически не было бы и Злина в том облике, в котором его знает чешский народ, — краевого центра с населением под 80 тысяч человек, памятника функционалистской архитектуры, а главное, гуманистической сказки о прекрасном союзе труда и капитала.

Злинское время проснулось и пошло́ в 1894 году, когда здесь возникло ничем поначалу не выдающееся семейное предприятие по пошиву ботинок, туфель, сапог, тапочек и башмаков. 18-летний в ту пору Томаш Батя подбил старшего брата Антонина и старшую сестру Анну на занятия обувным промыслом и бизнесом. Учредительным капиталом братско-сестринской фирмы стали 800 гульденов[35], оставшиеся троим детям в наследство от их рано умершей матери. Антонин, Анна и Томаш наняли 10 работяг и дебютировали традиционными для южной Моравии сапогами, для простоты их мастерили на стандартных колодках, одинаковых для правой и левой ноги.