У меня возникло странное ощущение: сердце мое замерло, будто мир остановился вокруг меня и затаил дыхание вместе со мной. Я мучительно старалась найти нужные слова и правильно задать вопрос, чтобы Саймон не отвлекся от своего мечтательного рассказа о прошлом и не замолчал вовсе. А я чувствовала нечто вроде дежа-вю, будто я просто обязана была услышать то, что мне давно было известно.

– И что же сделала тетя Пенелопа? – неуверенно спросила я.

Услышав меня, Саймон взбодрился и продолжил:

– Никогда я не был так горд за нее, как тогда. У нее была прекрасная черта мягко и ненавязчиво сводить людей вместе, все выглядело так, будто это была вовсе не ее заслуга. Она была превосходной хозяйкой. Пенелопа устроила небольшой прием на свежем воздухе, Берил с сыном Питером тоже были приглашены. Пенелопа пригласила Шейлу и даже дала ей одно из своих вечерних платьев. Так получилось, что именно за чашкой чаю с пирожными Шейла и Питер лучше узнали друг друга, и вскоре Питер сделал ей предложение. И тогда Пенелопа в личной беседе с Шейлой убедила ее принять предложение Питера, сказав, что это будет в интересах ее ребенка и что ребенок Тони будет воспитан настоящим джентльменом в лучших английских традициях. – Саймон посмотрел на меня и, прищурив глаза, осторожно спросил: – Дорогая моя, ты вся побелела. Тебе плохо? Нет, только не здесь, этот ковер подарил мне арабский принц.

Он не стал больше шутить, увидев, что я даже не улыбнулась. Все это время я внимательно слушала его рассказ, но сейчас я была погружена в свои мысли. Он заметил, что я что-то пишу, но, будучи воспитанным человеком, не подал виду, что ему безумно интересно посмотреть в мои записи.

– Что такое, дорогая? – вежливо поинтересовался он. – Поделись с дядюшкой Саймоном, возможно, он поможет.

Немного придя в себя, я тихо пробормотала:

– Мне кажется… я знаю его. Того, о ком вы говорите.

– Того, о ком я говорю? – повторил он.

– Внука водителя тетушки Пенелопы. И мне кажется, я знаю его имя, – добавила я шепотом.

– Подожди, дорогая. В отличие от многих я хорошо запоминаю имена, – Саймон говорил тихим голосом, стараясь успокоить меня, превращая беседу в азартную игру, – так, так, так… сначала симпатяга Джулио, затем его сынишка Доменико, затем его американский сын Тони, который приехал в Лондон и закрутил роман с англичанкой. И у них появился сын, о котором я только слышал, но никогда не встречал… его звали…

Саймон сделал паузу, огляделся. Я в это время уже начертила нужные линии, которые непонятным образом вели к тете Шейле и Энтони и уж совсем неожиданно соединяли последнее имя в моей схеме.

Вспомнив имя сына Энтони, Саймон щелкнул пальцами и восторженно повернулся ко мне. И мы вместе произнесли:

– Джереми.

Вы можете подумать, что, вообразив себя детективом, разгадывающим свою родословную, я стала профессионалом своего дела и, напрочь забыв о делах, принялась рыть носом землю в поисках информации? Это не так. Я не забывала о работе. Следующим утром на своем автоответчике я обнаружила два сообщения. Первое было от Эрика, моего босса.

– «Пени, дорогая. Полная боевая готовность! Пол суетится вокруг да около, стараясь узнать, чем ты занимаешься. Вообще-то мы прикрыли тебя, сказав, что ты задерживаешься в Лондоне по очень важному делу. Но Шери, которая шпионила за нами в Каннах, проболталась о твоем наследстве. Пол, разумеется, ничего не сказал, но ты же понимаешь, что все не так просто. Подумай на досуге. Мы все еще в Испании, так что перезванивать не надо. Все, люблю, целую. Ты уже богата? Надеюсь, что это так».

Я не почувствовала никакой тревоги, как это было раньше. Передо мной всплыл образ Пола.

– Черт тебя побери, Пол. Я больше не трусливый кролик, – сказала я вслух.

Второе сообщение было от Джереми. Он отвечал на мой звонок. Джереми говорил коротко, деловым тоном. Наверное, именно так он разговаривает с клиентами, которых хочет послать куда подальше.

– «Пенни, это Джереми. – Казалось, он злится, что не застал меня дома. – Звонила Северин, она сказала, что сережка не представляет особой ценности. Это не рубины, просто подделка. Вот такие дела, – со вздохом добавил он. – Что касается украденной фотографии, пусть Ролло гоняется себе за подделкой. Так ему и надо. Послушай, мне нужно уехать из города на несколько дней. Гарольд будет держать тебя в курсе событий. – Затем, видимо, поняв, какой мерзкий тон он выбрал, добавил: – Береги себя. Пока».

Так же точно он мог добавить:

«Брось, глупая женщина, свои теории».

Я прекрасно понимала, что дала ему надежду на то, что, отыскав драгоценности, мы могли бы избавиться от притязаний Ролло на виллу. Когда убеждаешь людей поверить в какую-то немыслимую историю, даешь им надежду, что выглянет солнышко и все будет прекрасно, а потом, когда понимаешь, что этого не случится… они обращают свой гнев на тебя, потому что именно ты одурачил их и надежды были ложными.

Я отошлю Гарольду оценку лондонского состояния тети Пенелопы, что несколько выше оценки Руперта. На том и порешим.

Однако у меня в запасе были ошеломляющие новости о любовнике бабушки Пенелопы и о новых родственниках Джереми. Я тут же позвонила ему и, разумеется, услышала лишь автоответчик.

– Джереми, это Пенни. Я узнала нечто очень важное. Ты обязательно должен это знать. Позвони, когда вернешься.

Я не хотела нагонять таинственность, но подобную информацию явно не стоило оставлять на автоответчике.

Единственное, что было просто великолепно в данной ситуации, – это прекрасная квартира бабушки Пенелопы. Я чувствовала себя кинозвездой, печально и драматично опускающей телефонную трубку на аппарат, что стоял на маленьком столике с бело-золотыми краями. Даже если мне было грустно, окружающая обстановка намного отличалась, разумеется в лучшую сторону, от той, что была в моей прежней жизни, где вещи лишь усугубляли чувство тоски и неудовлетворенности. А в этой прелестной спальне в сказочном лондонском доме я могла только беззаботно вздохнуть, подобно героине фильма, уверенной в том, что все кончится благополучно.

– Подделки, – повторила я шепотом слова Саймона.

Я повернула голову и увидела нечто невероятное. Рядом с фотографией бабушки Пенелопы я увидела свое собственное отражение в зеркале. Две девушки примерно одного возраста, но, Боже мой, какая ужасающая разница! Бабушка выглядела беззаботно и обаятельно, а я скрюченная, растрепанная, с бледным нахмуренным лицом, искоса разглядывающая сережки. Господи, это просто ужасное зрелище!

Чувствовала я себя действительно как суперзвезда в этой умопомрачительной обстановке, но выглядела словно прислуга, которая пришла прибирать комнату и, остановившись передохнуть, присела за туалетный столик своей хозяйки, чтобы взглянуть в зеркало. Нехватка сна, обезвоживание от многочисленных перелетов, ноющие, схваченные судорогой от сидячей работы мышцы – это все про меня. В двадцать лет все последствия усталости или длительного путешествия исчезают сразу на следующее утро, но у меня – под глазами мешки, волосы нечесаные, губы плотно сжаты, брови сосредоточенно сдвинуты, одежда мятая, будто старая газета.