– Ну-ну?

– Ты слишком, – сказала она, – ослеплен страстью к уничтожению.

Он отшатнулся.

– С ума сошла? Я воюю с дивами!

– Дивы, – произнесла она замедленно, – зло… наверное, зло. Хотя есть вроде бы и хорошие дивы. Или те, кто живет сам по себе, людей не трогает. Но я не о том.

– Не отклоняйся, – сказал он в нетерпении, – ты чего такая медленная, как муха на морозе?

– Я говорю, – сказала она чуть живее, – больше всего людей убили не дивы, а сами люди!.. На Куявию напали не дивы, Ютланд!.. И тысячи семей осиротели, даже сотни тысяч, не из-за дивов!.. И города сожгли и разрушили не дивы, как и поля с пшеницей скормили своей коннице…

Он нахмурился.

– Знаешь ли, когда воюют люди с людьми, я еще сам не понял, почему и зачем. Потому не стану вмешиваться, кто из них прав. Или кто прав больше другого. А с дивами все понятнее.

Она покачала головой.

– И взрослеть не собираешься?.. Ютланд, тебе понравится у нас. В Вантите все мирно, спокойно… как ты и хочешь!

– Да? – спросил он с сомнением. – Я этого хочу?

– Ты же говорил, – напомнила она, – что не хочешь убивать.

– Не хочу, – сказал он без раздумий, – но что-то во мне очень сильно хочет. И убивает, стоит мне только отвернуться.

Она с озадаченным видом застыла с кусочком сыра в обеих руках, похожая на испуганного мышонка, прислушивающегося к опасности.

– А ты не можешь, – спросила она писклявым голоском и глядя на него снизу вверх, – не отворачиваться?

Он посмотрел на нее прямо тем взглядом, что смущает ее все сильнее.

– Когда вижу тебя, – сказал он негромко, – я знаю, что никогда не убью никого на свете.

– Ой, – вырвалось у нее. – Заболел?

– Даже жука, – подтвердил он, – что ползет через дорогу, постараюсь обойти.

Она выдержала его серьезный взгляд, ответила не по-вантийски серьезно и даже как-то патетически:

– А я, когда даже только вспоминаю тебя, понимаю… все пройду и все преодолею, чтобы быть с тобой. Я слабая, но все равно сильная!..

И снова вонзила острые зубки в сыр, а он понаблюдал, как она ест быстро-быстро, тяжело вздохнул.

– У меня до сих пор мороз по коже…

– Что случилось?

Он покачал головой.

– Ты такая хрупкая, но как только представлю, через что тебе пришлось пройти, пока отыскала меня…

– Я выносливая, – похвасталась она. – Даже не думала, что я такая стойкая. Просто лошадь какая-то! Но и больше прошла бы, чтобы тебя найти. Даже на краю света… или за его краем, но отыскала бы. И пошла бы с тобой.

Он отвел взгляд, чувствуя неловкость, что она, такая маленькая и хрупкая, выказывает неженскую мощь, когда от этих существ не ждешь ничего, кроме визга при виде мыши, а вот он как бы чуточку виноват, что не защитил ее сразу. Да, не знал, что пустится на его поиски по такому опасному миру, но незнание не оправдание, мужчина должен все знать и предвидеть, если это касается его близких, за которых в ответе.

А он за нее точно в ответе…

Она спросила встревоженно:

– Чего так смотришь?

– Я за тебя в ответе, – сообщил он.

Она вскинула брови.

– Ты и был!

– Но сейчас понял, – пояснил он. – Отчетливо. Знать – одно, понять – другое.

Алац подошел к ним, с хрустом пережевывая на ходу молодые сочные веточки, взглянул с вопросом в крупных глазах непривычно янтарно-солнечного цвета.

– Сейчас едем, – ответил Ютланд. – Быстро!.. На этот раз быстрее не бывает. А где хорт?

Алац мотнул головой в сторону, а там из-за дальних кустов выметнулся хорт и длинными прыжками понесся к ним.

Мелизенда аккуратно собрала остатки еды и завернула в тряпицу, Ютланд со странным чувством смотрел, как тщательно укладывает в мешок, старательно затягивает кожаные ремни.

С трудом удерживался, чтобы не броситься помогать, но это помешает ей получать удовольствие от того, что и она делает что-то полезное, ей так нравится чувствовать себя нужной, полезной, участвующей…

Она обернулась, ощутив его пристальный взгляд, счастливо улыбнулась.

– Какой ты весь ясный.

– Какой?

– Непривычный, – сообщила она. – Обычно либо хмурый, либо мрачный, как грозовая туча. А сейчас ты…

– Сын Пореи Солнцерукой, – напомнил он и сразу помрачнел. – Она вся была светлой… Едем?

Вскочив в седло, протянул к ней ладонь с растопыренными пальцами. Жест был настолько повелительным, что она совершенно бездумно подняла руку.

Он ухватил ее за кисть и легко вздернул к себе, словно поднимал с земли тряпочную куклу. Мелизенда не успела вспикнуть, как оказалась перед ним на Алаце, вжалась спиной в горячую грудь Ютланда, а его рука обхватила ее в поясе крепко и нежно.

– Алац, – сказал Ютланд, – в какой стороне Вантит, помнишь?

Алац развернулся, а Мелизенда спросила живо:

– Ютланд, а что вон там на перекрестке дорог за городом?

– Ярмарка, – ответил он. – Селяне свезли на продажу всякое.

– Давай заглянем, – попросила она. – Я хочу увезти что-нибудь на память!.. Вряд ли еще когда-нибудь выскользну из дворца! Да еще так далеко.

Он пробормотал:

– Как хочешь. Хотя что можно купить на деревенской ярмарке?

– Не скажи, – возразила она. – В доме Баливара такие изящные вещицы, что и столичные мастера не сделают! Он говорил, что тут какие-то деревенские кузнецы сковали на простой наковальне! Привезу, все ахнут.

Ярмарка всегда праздник, здесь можно не только продать свое и купить нужное себе, еще и всласть потолкаться среди веселого возбужденного народа, послушать новости, посмотреть на жонглеров и танцующих бродящих актеров, те безустанно развлекают шуточками и песнями…

Алаца оставили у коновязи, где множество повозок и коней, хорт просился идти с Ютландом и Мелизендой, но Ютланд велел составить компанию Алацу, тот со скуки может затеять драку с конями, если тех поставят слишком близко, и тогда такое начнется…

Мелизенда счастливо повизгивала, Ютланд помалкивал, не понимая таких восторгов. Она же успела насмотреться на быт простолюдинов, когда вырвалась тайком из дворца и всюду разыскивала его по горячим следам… хотя, возможно, старается набраться впечатлений перед тем, как снова окажется в прежнем тесном, хоть и огромном дворце.

Она призналась тихонько:

– Никогда раньше не была на базаре!..

– Даже на вантийских?

Она сказала со вздохом: