Мы свозили Вашу собаку на консультацию, и доктора сразу же взялись Жульку оперировать. К нашей радости, всё обошлось как нельзя лучше, лапам вернули чувствительность, только пришлось собаке три месяца проходить в корсете. Сейчас корсет сняли, Жулька хоть и не носится во весь опор, но уже ковыляет вполне прилично.

А мы вот, очень обрадованные таким поворотом дел, решили и Вам написать, чтобы Вы тоже могли порадоваться, хотя бы издали. У нас к Вам претензий нет, каждый волен поступать так, как ему душа и совесть подсказывают. Мы уверены, что только очень серьёзные обстоятельства смогли разлучить такого сердечного человека, как Вы, с Вашей замечательной собакой.

А мы будем уже тем довольны, что наше письмо до Вас дойдет.

Сообщаем Вам наш мобильный телефон — на тот случай, если Вы его после прошлого приезда сюда случайно потеряли.

Всего доброго желаем Вам мы и Жулька.»

Рядом с телефоном в подписи к письму стояли два женских имени: Анна и Ирина.

Володя, тоже едва не пустивший слезу, отложил листки, чтобы посмотреть на фотографии с Жулькой в корсете и без него. Скромные авторы свои фото не прислали.

— Выходит, сын, наша Жулька в порядке, а про Тамару Ивановну опять ничего не понятно.

— Давай, пап, по адресу с конверта съездим, всё разузнаем, может, и про тётю Тому что-нибудь выясним.

Славик уже не сдерживал радостных слёз. Он готов был сию же минуту мчать в город на свидание со своей Жулькой, то и дело повторяя:

— А скажи, молодцы эти тётеньки, собаку нашу выходили!

Пришёл момент, когда в нашей семье все окончательно осознали, что дни твои, дружок, уже сочтены Всевышним, возможно, счёт идет на часы. И в это тяжёлое время — каждый собачник, провожавший своих четвероногих друзей в путь, из которого возврата нет, поймёт меня, — я постоянно силился припомнить самые лучшие, яркие и светлые моменты нашей с тобой жизни. Вспомнить было что, славных минут на твой век выпало немало, но, пожалуй, больше всего запомнился мне тот вечер, когда ты привел к нам Малышку.

Дело было зимой, мы гуляли по засыпанным сугробами улицам, когда ты вдруг завертелся на поводке, будто просясь отпустить. Я щелкнул карабином, и ты намётом понёсся в угол двора. И пропал. Я посвистел-посвистел, да и направился домой: явишься, когда наполкаешься, не в первый раз, кобелячество твоё известно. И действительно довольно скоро под окнами раздался знакомый басистый лай: наш пёс пожаловать изволил. Но когда я открыл дверь подъезда, на пороге никого не оказалось. Лишь минуты полторы спустя почти у пола осторожненько просунулась в дверной проём остренькая мордочка, а вслед показалась и её обладательница, пушистенькая рыжеватая собачка, смахивающая на собаку английских королев, только совсем крошечная. Она явила себя и, переступив порог, не спеша села, подняв голову и будто безмолвно спрашивая: «Войти можно?». Я оторопел, увидев вместо своего пса этакое совершенно кукольное животное. Малышка, как я мысленно назвал её, продолжала вопрошающе сидеть. Тут из-за угла выдвинулось и твоё собачество, и вдруг ты также как и она заискивающе-вопросительно глянул на меня — пусти, мол, нас, не гони. Оторопев ещё больше, я жестом пригласил обеих собак войти, и вы чинно-благородно прошествовали к нашей двери, а потом и в квартиру. Ты всё время держался позади Малышки, будто, как истый кавалер, провожал её. В доме вы тем же порядком прошагали на кухню к мискам, и пока Малышка не поела, ты, известный в домашних кругах нахал, против своего обыкновения терпеливо дожидался своей очереди. Собачка явно хотела есть и озябла — очевидно, давно обреталась на улице, хотя, по всему, была животным по-домашнему ухоженным. Уйти она не спешила, пришлось оставить её у себя ночевать. Ты опять продемонстрировал неизвестно откуда взявшуюся учтивость, уступив гостье свою подстилку. А на следующий день дочь узнала, что Малышка принадлежала жившей по соседству старушке, которая три дня назад скончалась. Впопыхах похорон про собаку никто не вспомнил, если, конечно, не считать тебя, мой пёс.

Малышка аккуратненько прожила у нас несколько дней, пока её не забрала родственница хозяйки. А я ещё долго вспоминал этот визит, удивляясь твоему необычному благородству и умению совсем по-человечески сочувствовать чужому горю.

Вечером у соседей тёти Томы состоялся долгий семейный совет: решали, как быть с Жулькой. Полученное письмо не давало полной ясности о том, в каких условиях и где содержится собака. Понятно было одно: живёт она у людей, хорошо относящихся к животным, и отдала её этим добрым тётушкам сама Тамара Ивановна, связь с которой и у них уже давно прекратилась. Славик упрашивал родителей как можно скорее поехать по адресу на конверте, чтобы увидеть свою Жульку, узнать что-нибудь ещё про соседку, а главное — поскорее увезти любимейшее существо к себе домой. Но взрослые, не возражая против поездки к авторам письма, всё взвешивали да прикидывали, можно ли взять Жульку в дом — хватит ли для этого финансовых ресурсов и рабочих рук, где её поместить, чем кормить, кто за ней будет присматривать, лечить и т. д. У ответственных людей обязательно возникает масса вопросов подобного рода, ведь появление в доме нового живого существа — дело нешуточное. И хотя Жулька была старым проверенным и заслуженным другом, подумать о её обустройстве в новом доме нужно было крепко. Ведь прежде порядок этого обустройства был совсем иным и не таким обременительным для семьи Славика, так как собака была здорова и находилась в квартире соседки. А сейчас Жульку нужно будет поместить в доме, где мама зациклена на идеальной санитарии.

В конце концов мужская позиция забрать Жульку к себе перевесила мамины доводы о потенциальной грязи и аллергии, от которой, как было не без поддёвки подмечено, она давно счастливо излечилась.

Поехали за собакой через день, в выходные. Пришлось изрядно поколесить по городу, пока указанный на конверте адрес не привел их к маленьким хибаркам, на одной из которых висела табличка «Приют для собак». Нет, это учреждение совсем не походило на ту роскошную гостиницу, в которой совсем недавно счастливо жила и проходила дрессировку Жулька. Это был настоящий сиротский приют, куда со всего района свозили брошенных, больных и попавших в тяжёлые передряги вчерашних вернейших друзей человека. Богадельня всегда была переполнена, поэтому, как позже выяснилось, Тамаре Ивановне стоило больших трудов уговорить персонал принять к себе на постой домашнюю собаку. Старушка собрала последние гроши, чтобы устроить сюда Жульку.

Володе со Славиком повезло: несмотря на нерабочий день хозяйки приюта оказались на месте. Заведовали учреждением две вышедшие на пенсию бизнес-леди, содержавшие и лечившие животных практически на собственные средства, если не считать почти эмпирической помощи властей. Население, правда, тоже оказывало воспомоществование, но этого хватало лишь на незначительное улучшение здешней собачьей жизни.