Вчера на пути в Севастополь нас тоже атаковали бом­бардировщики и торпедоносцы. Но их удары не совпадали по времени. Сегодня противник действовал иначе. Сна­чала — тщательная разведка. Она установила построение нашего отряда и скорость его движения. Потом — точно рассчитанный одновременный удар с малой и большой высоты, заставивший корабли рассредоточить свой огонь. При этом торпедоносцы выходили в атаку так, что перекры­вали своими 16 торпедами значительную площадь, в центре которой находилась главная цель — крейсер. Удар получился массированным и скоротечным, от которого, казалось, ника­кого спасения нет.

Что же нам позволило отразить его? Конечно, правильное построение отряда, хорошая организация огня, расчетливое маневрирование кораблей, мастерство и выдержка экипа­жей.

Оправдало себя использование главного калибра для стрельбы по самолетам. Это вынудило торпедоносцы сбра­сывать торпеды на большой дистанции. Ни один из атако­вавших корабли бомбардировщиков не избежал огневого противодействия.

Характер маневрирования кораблей при уклонении от самолетов, торпед и бомб подтверждает качественную так­тическую подготовку командиров.

Вскоре стало известно, что командующий флотом высоко оценил действия отряда. Наш опыт был учтен в указаниях командующего, которые получили корабли, осуществлявшие перевозки в Севастополь”».

Адмирал И. Касатонов отмечает, что в данном случае было прекрасно видно, что заранее придуманной схемы взаимодействия артиллерии кораблей и их маневриро­вания для такого случая в отряде не было, а обстановка развивалась столь динамично, что никто не успел ни скомандовать, ни что-то предложить. Командиры кораб­лей действовали самостоятельно, руководствуясь не раз изучавшимися указаниями по отражению воздушных ударов.

Полученный урок был учтен. С приходом в Туапсе Баси­стый собрал всех командиров на разбор отражения атак авиации. Адмирал объяснил, как соединение в дальнейшем будет действовать в таких случаях. Он одобрил также при­менение главного калибра против торпедоносцев.

Это хороший пример боевого искусства командиров кораблей и флагмана против продуманной тактики сильного, умелого, хитрого, технически оснащенного противника. Сложный динамичный противовоздушный бой был выигран кораблями эскадры под руководством контр-адмирала Н.Е. Басистого.

Этому способствовала высокая личная тактическая и морская подготовка командиров кораблей Ф.С. Маркова, С.С. Боркова, П.Н. Шевченко. Особо в данном случае сле­дует отметить действия командира крейсера Ф.С. Маркова. Крейсер был главной целью противника. Против него сосре­доточились основные усилия специальной авиационной группировки из 15 самолетов: трех разведчиков, четырех бомбардировщиков и восьми торпедоносцев, наносящих одновременно комбинированный удар.

Командир крейсера должен был лично: заниматься перераспределением своих огневых каналов против удар­ных групп, применяющих различное авиационное оружие; командовать маневрами корабля при непосредственном уклонении от торпед и бомб, идущих и летящих на корабль; следить за тем, чтобы главный калибр, наносящий удар по торпедоносцам, не попал в свои корабли; контролировать, чтобы при разнопеременном маневрировании крейсер не столкнулся с ними; наблюдать и оценивать дальнейшие действия воздушного противника; своевременно определить возможное изменение тактического замысла всего «воздуш­ного хоровода», а также одиночек — тех, кто демонстрирует покидание поля боя, а на самом деле уходит в сторону, не привлекая внимания, чтобы снова зайти со стороны солнца и нанести внезапный удар.

Именно такие действия (хотя бой — это частный случай) должны определять оценку командира, его перспективу по службе в военное, да и в мирное время. Кстати, это и ответ вице-адмиралу фон Руге на его оценку деловых качеств и так­тического умения наших командиров кораблей Великой Отечественной войны (если в таком ответе есть необходи­мость). Эти качества командиру могла дать только служба на крейсере, корабле 1-го ранга. Кто же и зачем миноносника Г.П. Негоду послал на серьезную операцию, где ему противо­стояла разнородная оперативно-тактическая группировка сил противника, имеющего большой опыт борьбы с подоб­ными так называемыми набегами? Чтобы увидеть, что он такими качествами не обладает?

Итак, на Черноморском флоте имелось немало опыт­ных боевых командиров. Адмирал И. Касатонов задает справедливый вопрос: почему выбор Владимирского пал именно на Негоду? Кто убедил командующего флотом, что Г.П. Негода справится с такой сложной задачей? А может, и убеждать-то его было и не надо? Вполне возможно, что Негода был просто любимцем у командующего флотом. За это говорит и именно его назначение командиром диви­зиона, и достаточно бурная кампания прославления Негоды как лучшего из командиров ЧФ на страницах журнала «Морской сборник», и то, что в преддверии прибытия на КП флота наркома именно ему было поручено руководство операцией. Если бы всё 6 октября обошлось благополучно, можно не сомневаться, что дальнейшая карьера Негоды была бы обеспечена.

Адмирал И. Касатонов говорит об этом так: «Надо сказать, что Негода “удостоился высокой чести” — за его действиями наблюдал не только командующий флотом, но и нарком ВМФ, которые всячески старались ему помочь. Н.Г. Кузнецов сделал точный вывод из действий Негоды: “Слу­чай этот еще раз доказывает, как много значит инициатива командира. Даже имея с ним связь, командующий с берега не мог повлиять на события. Морской бой настолько ско­ротечен, что все зависит от командира, от его находчивости, решительности, умения оценить обстановку”.

Это, конечно, наркомовский и оперативный подход к ситуации, связанной с набегами, и определение последо­вательности действий после набега исходя из различных воз­можных тактических ситуаций, которые могут возникнуть при отходе наших сил от побережья, занятого противником А кому это было неясно раньше? Понятно, что плавающий моряк Л.А. Владимирский вследствие каких-то особенностей своей натуры не сумел перестроиться и уйти от “набегового авантюризма”, заложенного еще Ф.С. Октябрьским, и допу­стил очень серьезный промах с большими последствиями».

Крайне интересно мнение адмирала И. Касатонова относительно того, что после событий 6 октября эскадра ЧФ была удалена с театра военных действий. Он пишет: «Ставка запретила использование в операциях Черноморского флота больших кораблей, то есть целое оперативно-тактическое объединение флота было выведено из боевых действий в резерв ввиду того, что Ставка сомневалась в умении выс­шего командного звена их применять. Я полагаю, что такое весьма весомое (обидное?!) решение было верным.

Здесь надо иметь в виду, что немецкие авиационные группы тогда имели огромный опыт борьбы с надводными силами, который приобрели в Средиземном море против военно-морского флота Великобритании, поэтому такие скороспелые новички-руководители, как Негода, для них не несли каких-то тактических загадок.

Ко всему этому надо сказать, что наши миноносцы по своему зенитному вооружению во многом отставали от требований современности, и это с началом войны в полной мере стало ясно. Никаких мер не предпринималось ни про­мышленностью, ни Главным морским штабом Моряки сами изобретали какие-то внештатные средства ПВО. Любозна­тельность моряков лидера “Ташкент” привела к тому, что двухорудийная зенитная установка калибра 76 мм с недо­строенного эсминца “Огневой” оказалась на лидере вместе с погребом, перегрузочным отделением и элеватором (весом 20 т). А моряки с крейсера “Красный Кавказ” были откоман­дированы из Поти в Севастополь, чтобы снять 100-мм зенит­ные орудия, находящиеся под водой, с погибшего крейсера “Червона Украина”, доставить их на свой корабль и само­стоятельно установить для дальнейшего применения.