— Гена меня о помощи попросил. Брат же родной. Я всегда хотела помириться, — вздыхает тетя Валя, поправляя растрепанные из-за ношения парика волосы. — Понимаешь, Оксанка, из-за того, что мы с тобой натворили тогда с детьми, вся моя карьера под откос могла пойти. Но я ради тебя пошла на подлог, сжалилась над тобой, горемычной. Не смогла видеть твои слезы.

— Ладно, хорош тут заливать, — обрывает ее грубо Гена, подходя ближе и садясь на край кровати.

Я же так и продолжаю стоять, изучая противников. Их разговоры и реакции нужно очень тщательно анализировать.

— Что не так, Гена? — прикладывает руку к груди и возмущенно морщит нос. — Оксана мне как родная.

— Деньги тебе роднее всего, Валька. Не хотела ты, чтобы она под ногами болталась и секрет твой выбалтывала о яйцеклетках, которые ты подменила. А то бы пошла к Бакаевым на детей смотреть тайком, тебя бы подставила…

— Гена, ты снова начинаешь?! — вспыхивает тетка и порывается встать. — Мне уйти?!

— Сиди, заполошная. Лучше покажи, что ты в чемодане своем принесла.

— Я, конечно, позаботилась о том, чтобы нас с тобой не привлекли к уголовной ответственности, Оксана, — продолжает как ни в чем не бывало, доставая из сумки какие-то документы и флешку, выкладывает поочередно на стол. — В таких делах важна предусмотрительность. Сначала эти люди тебя умоляют, а потом заявление пишут. Поэтому я всё зафиксировала. Здесь аудиозапись, как Бакаева Диляра просит произвести замену яйцеклеток и скрыть от мужа. Распечатки из банка о перечислении мне на счет суммы, названной ею на записи, перечисленной в тот же день, — взмахивает указательным пальцем и берет в руки флешку. — А также видеозапись оплодотворения эмбрионов твоими яйцеклетками.

— Помнится, вы говорили, что о оплодотворении донорскими яйцеклетками просил Бакаев, а не его жена? — уточняю у тетки, вспоминая события прошлого.

— Какая теперь разница? — передергивает она плечами, и я понимаю, что буквально задыхаюсь под завалами ее лжи. На каждом шагу она врала, даже в ненужных мелочах.

— И что вы хотите делать со всем этим добром? — интересуюсь, затаив дыхание.

В ожидании ответа перевожу взгляд с одного лица на другое, чувствуя удушающую неприязнь к этим двум людям. У нас с ними одна фамилия, и я ощущаю сильную потребность сменить ее как можно скорее, чтобы не иметь с Веросовыми ничего общего. Сразу же это сделаю, как только смогу. Как только вырвусь отсюда и разберусь со всеми проблемами.

— Отдам материалы Диляре Юсуповой, — подает голос тетка Валя, не сводя с меня глаз, — за определенную сумму, достаточную для того, чтобы безбедно существовать за границей. Я прекрасно устроилась в Болгарии. Купила себе дом. Девочка, ты тоже можешь жить по соседству. Или пока пожить у меня. Недвижимость там по цене даже дешевле, чем в столице. Гена в рейс уйдет, а мы с тобой и Лизой точно скучать не будем, — после своих разглагольствований расплывается в акульей улыбке, от которой мне хочется зажмуриться. Она вписала меня и дочку в свою будущую жизнь, даже не спросив моего на то мнения.

Инстинктивно хочу предостеречь глупую бабу, прекрасно понимая, что нельзя шантажировать сильных мира сего. Неужели она не понимает, что ей не поверят, когда она скажет, что уничтожила материалы и любые их копии? Эта история стара как мир. Шантажист требует деньги, тратит их, потом возвращается за новой дозой, пока тот, кого шантажируют, не понимает, что с него хватит и он готов на кардинальные меры.

Тетка подпишет собственный приговор, попросив денег у Юсуповых.

Но я осекаю сама себя, проглатывая рвущиеся наружи слова. Поменьше говори — побольше услышишь, гласит народная мудрость, и я следую ей неукоснительно. Пусть, пусть они утопают в своих грандиозных планах, которые рассыплются, как замки из песка, ведь они точно такие же ненадежные.

— Если ты отдашь ей эти материалы и она их уничтожит, что это будет значить? — тяну время, пытаясь связать воедино имеющиеся у меня ниточки.

— Она сможет опровергнуть всю клевету, вываленную на нее в СМИ, — довольно объясняет тетка, — не боясь, что где-то всплывет правда.

— Я не понимаю… — силюсь осознать сказанное, и тетка со вздохом достает телефон и набирает что-то в поисковике. Гена тем временем отходит к окну, изучая улицу внимательным взором, а я слежу за ним, не упуская ни единой детали. Он нервно сжимает кулаки, почесывает грудь. Я знаю, что у него на нервной почве сильно потеет кожа под волосами и начинается раздражение. Сейчас оно его явно донимает.

Неожиданная мысль проникает глубоко в мое сознание и вселяет новую надежду: я так хорошо, до мелочей, знаю Гену, что просто не имею права сейчас не разгадать его намерений и не обвести вокруг пальца. Его нервозность явно идет мне на руку. Она делает его менее сосредоточенным, и он может проговориться ненароком…

— Посмотри, Оксана, Юсуповы уже выступили с заявлением о клевете и угрозами подать в суд на те издания, которые напечатали изобличительные статьи.

— Я не следила за тем, что пишут в интернете, — признаюсь честно, стягивая ворот олимпийки на горле, бросаю лишь короткий взгляд на телефон. — Но если СМИ признают, что Диляра все-таки родила девочек, то меня посадят! Вы отдаете им в руки то, что может меня погубить?

— Зачем мне девчонку пугаешь? — вклинивается в разговор Гена, подходя ближе и обнимая меня за плечи. Терплю, сжимаю крепко зубы и терплю, готовая расплакаться. Лучше бы тетка отдала материалы мне, чтобы я хранила их на тот случай, если Юсуповы захотят отнять детей.

— Лялька, успокойся, не трясись. Дороги назад нет, мы всё организуем. Тебе не надо ни о чем думать. Заберем твою дочку, Юсуповы останутся с Зариной, отмоются от скандала и будут жить, как жили.

— Заберете? У Арслана? Вы ему звонили? Он привезет Лизу сюда? — выворачиваюсь из досаждающих мне объятий Гены и активно кручу головой в отрицании: — Что вы ему пообещали? Вы взяли и провернули всё за моей спиной, не поинтересовавшись моим мнением!

— Мы вернем всё, как было, — упрямо говорит Гена, явно не понимая, что несет бред.

Мне хочется расхохотаться ему в лицо, но я понимаю, что тем самым лишь разозлю его, поэтому я отворачиваюсь к окну, словно там обнаружится выход из сложившейся ситуации. Они просто хотят стереть всё произошедшее за эти дни, а потом сбежать. Как будто их кто-то отпустит. Как будто мало власти Юсуповых и Бакаевых, а ведь есть еще полиция и спецслужбы.

— У нас с Лизой нет заграничных паспортов, — напоминаю Гене, хмуря брови. — Как вы планируете увезти нас за границу? Нас же поймают в аэропорту или на вокзале.

— Мы сядем на круизный лайнер в Питере, у меня есть связи, я уже договорился. Дотуда доберемся на машине. Затеряемся, никакие документы не понадобятся, — с волнением в голосе вещает Гена, легонько теребя меня за щеку рукой. — Лялька, да не дрейфь ты, прорвемся…

Откидываю его руку и всхлипываю, грудь словно режет острое лезвие, мне нечем дышать, а перед глазами темнеет.