вине. Как бы я хотел ошибиться, но я слишком хорошо ее знал. Совесть просто так не мучит. Но красавица моя мечется еще. Не определилась она, не решила. Значит, Барсов не до конца завладеть ею. Я всегда опасался встречи с отцом Матвея. Боялся, что заберет мальчика, а вместе с ним и его мать. Не зря, боялся. Но. А раз есть «но» — не все так однозначно.

Я посмотрел на свое отражение, кран закрыл, вытер руки теплым, аккуратно свернутым полотенцем. Спокойный, сдержанный, уравновешенный. Никто не знал, как тяжело мне давался этот образ. Стиснул кулаки, челюсти до противного скрипа сжал, веки зажмурил крепко. Хотелось крушить и ломать, кровью стереть неприятные детали прошлого, убрать все лишнее из нашей жизни, Дину сжать крепко и никогда от себя не отпускать. Разодрать на ней одежду, выбросить к херам это вечернее платье, жадными поцелуями рот закрыть, чтобы никаких протестов и отказов. Не касался ее две ночи, равнодушным поцелуем в макушку спать провожал, и сидел за компьютером, пока глаза сами не закроются, потому что лежать рядом и не обнимать, не дышать ароматом кожи, не дарить порочные ласки — для меня практически невозможно.

Глубокой ночью меня терзали соблазны и подозрения. Хотелось поддаться первым и послать к черту вторые. Я привык решать проблемы по мере наступления. Мои наступили. Не знаю, как сложится все, но одно известно точно: я не отдам жену. Никому. Тем более блудному козлу. Десять лет жившему в свое удовольствие, не вспоминая о женщине, с которой так неосторожно потрахался. Глупо и беспечно. Ему ведь было плевать на нее и последствия этого секса. Что сейчас изменилось? Любовь нечаянно нагрянула? Или на старых дрожжах член поднялся? Воспоминания накрыли?

Дине возраст добавил женской притягательности и сексуальной зрелости. Барсов спал с ней раньше, вполне возможно, что захотелось повторить. Победы коллекционировал. В многолетнюю любовь богатого холостяка верилось слабо. Хотя ей он напеть мог сладко и гладко.

Я вернулся в зал под медово-нежную мелодию. Взглядом окинул зал, шумно воздух втянул и руки, сжавшиеся в кулаки, в карманы спрятал. Изящная и гибкая, нежная, как роза; испуганная и дикая, не приученная к человеку лань. Барсов обнимал ее в танце, тонкую талию лапами своими сжимал, шептал что-то. Дина отвечала. Это не был флирт и кокетство, никаких ослепительных улыбок, но их окружала неуловимая близость. Столько личного в глазах.

— Ревнуете? — горячий шепот мазнул по щеке. Влада Барсова остановилась рядом, волосами касаясь моей руки. Я бросил на нее короткий взгляд и снова на Дину посмотрел. — Я хочу стать вашим другом, Евгений.

Губы против воли изогнула кривая усмешка. Такие штучки, как это Влада априори не ведали, что такое дружба. Я тоже. Наш максимум «дружить» против кого-то.

— Позвоните мне, — взяла за руку и вложила свою визитку. Наманикюренным пальцем ладонь погладила и отпустила. — Я многое могу вам рассказать.

Влада улыбнулась сексуально, с обещанием, что о встрече не пожалею. Возможно, я воспользуюсь предложением. Зависеть будет, как эта ночь закончится.

Я уверенно направился в центр зала. Это моя женщина. Я заберу ее. Даже если придется устроить здесь побоище. Легко, конечно, не будет. У нас обоих слишком сильная мотивация. Бой за самку всегда на поражение.

— Уступишь мне жену? — моя вежливость настолько наигранная, что Барсов мгновенно напрягся. Тяжелым взглядом пробить пытался. Но я и сам смотреть так умел. И не только я: Матвей, когда злился, с такой же бычкой во взгляде пёр. Похожи. Общее есть.

На нас начали обращать внимание танцующие: мы даже не пытались скрыть агрессию, неприязнь, ревность. Мудак тоже ревновал. Мою жену ко мне! Это пиздец вообще!

— Макс…им Игоревич, извините, — Дина за неловкой улыбкой пыталась спрятать испуг. Интересно, за кого из нас переживала? — Женя… — шепнула и за плечи обняла, взгляд поймала. Мы продолжили ИХ танец.

Я молчаливо изучал ее. Красивая. Обожаемая. Любимая. Сейчас я задыхался от желание стиснуть тонкое горло и покончить с этим мучением. Она напугана и дрожит. Меня колотит от ненависти. Убил бы ее, суку такую. Но не смогу. Дину нет. Никогда. Мне, чтобы самому жить, знать необходимо, что она тоже на этой земле есть. Без этого никак.

— Мне кажется, ты бледная, — обеспокоенно заметил. — Устала?

Дина шумно сглотнула, кусая губы, взгляда моего прямого избегала.

— Немного.

— Значит, нам лучше уехать.

— Наверное… — обреченно проговорила, а глаза наполнились непролитыми слезами. Она все понимала. Теперь мы оба знали. Возможно, сама Дина послала мне приглашение, чтобы разрушить эфемерную прочность нашего брака. Или Барсов, чтобы подтолкнуть ее к решению. Чтобы полноценно претендовать на мою женщину.

— Ты такая красивая сейчас.

Это было абсолютной правдой: женщина на грани отчаяния не менее прекрасна, чем та, что на вершине блаженства.

Она моргнула и на длинных ресницах повисла хрустальная слезинка, вторая по щеке побежала. Я поймал ее губами. Соленая. И терпкая. Как поцелуи, которыми мы обменивались, срываясь в скандалах. Я прижался к ее губам, языком ворвался, прихватил зубами. Пусть смотрит. Пусть все смотрят. Барсов пусть мучается, наблюдая как удаляются наши спины. А красавица моя пусть знает, что я хочу ее любую. Даже сейчас.

Домой мы ехали молча. Дина забилась на самый край заднего сиденья и смотрела в окно. А я на нее. Это нервировало и пугало мою дорогую жену. Пускай. Знает кошка, чье мясо съела. Дина совершенно не умела притворяться. Ее взгляд, жесты, язык тела во всем сознались.

— У тебя роман с ним? — спокойно поинтересовался, когда дверь нашей квартиры захлопнулась. Я не стал уточнять. Дина тоже в именах не нуждалась.

— Нет… Все не так… Не совсем… — на последних словах голос превратился в неясный шепот.

— А как? — вытащил телефон, бабочку сорвал и на диван бросил. Руки на груди сложил. — Расскажи любимому мужу, — я приподнял острый подбородок. — Или уже не любимому?

— Зачем ты как? — взмолилась она.

— Как, любимая? Как?! — повысил голос. — Ты ебешься с козлом каким-то! — я сорвался. Блядь, как представлю, что ее касался другой мужчина… Когда на Дину поглядывали с интересом — у меня уже крышу рвало, а сейчас просто убивало знанием. Ебаный в рот просто!

— Не смей так со мной говорить! — и дала мне пощечину. Не больно, скорее, унизительно. Как зарвавшейся истеричке. Я грубо схватил Дину за локоть, к себе притащил, сквозь зубы предупредил:

— Не распускай руки, любимая, — и отпустил ее, грубовато, поэтому на диван упала. — Рассказывай!

— Я не спала с ним, — произнесла хрипло. — Но нас многое связывает…

Сука, я не хотел этого слышать. Этот