Возможно, были и другие случаи, но она о них не помнила, потому что любовь того, кого мы не любим, остается на поверхности и быстро испаряется. В том месте, куда Фабио ударил ее ногой, осталась лишь небольшая краснота, да и была ли она вообще?

Иногда, особенно по вечерам, Аличе размышляла над его словами: «Я больше так не могу!» Поглаживая свой живот, она пыталась представить, что там, внутри, кто-то плавает в ее холодной жидкости. «Объясни мне, в чем дело?» Но объяснить она ничего не могла. Не находила причины или, быть может, причин было несколько. Все дело только в ней — она никого не хотела иметь в своем животе. Наверное, надо бы сказать ему это.

Тогда она брала мобильник и пробегала по алфавиту до буквы «Ф». Добравшись, долго терла кнопку большим пальцем, словно надеясь нажать ее случайно. Но она так и не нажала ее. Вновь видеть Фабио, говорить с ним, восстановить все — для этого, казалось ей, требовались нечеловеческие усилия, и она предпочитала оставаться там, где находилась, наблюдая, как мебель в гостиной с каждым днем покрывается все более толстым слоем пыли.

Маттиа почти никогда не смотрел на студентов. А если встречался с их ясными глазами, устремленными на него или на доску, всегда ощущал себя раздетым. Поэтому он писал на доске расчеты и давал пояснения, как будто доказывал что-то самому себе.

Аудитория была чересчур большой для той дюжины студентов четвертого курса, которые слушали его лекции по алгебраической топологи. Обычно они рассаживались в трех первых рядах, занимая одни и те же привычные места и непременно оставляя рядом пустые. Он и сам так поступал, когда учился в университете, но ни в ком из посещавших лекции ему не удавалось обнаружить самого себя.

В тишине Маттиа услышал, как в глубине аудитории открылась дверь, но не обернулся, пока не закончил доказательство. Шагнув от доски к столу, он перевернул страницу своих заметок, в которых вряд ли нуждался, выровнял стопку листов и только тогда краем глаза заметил новую фигуру. Это была Надя. Она сидела в последнем ряду, положив ногу на ногу, в белом платье. И она не поздоровалась с ним.

Маттиа попытался скрыть панику и приступил к объяснению следующей теоремы. Но нить рассуждения вдруг прервалась. Извинившись, он поискал формулу в заметках, но так и не смог сосредоточиться. Среди студентов, слушавших его уже четвертый год, прошелестел шепоток: у профессора еще никогда не случалось подобных заминок. Маттиа продолжил объяснение и довел доказательство до конца. Торопливо записывая его, он все больше сворачивал строки вправо и вниз. Последние две записи были сделаны в верхнем углу, потому что внизу не оставалось достаточно места. Некоторые студенты даже потянулись вперед, чтобы рассмотреть цифры и подстрочные знаки, смешавшиеся с соседними формулами.

До конца лекции оставалась еще четверть часа, когда Маттиа сказал:

— О'key, I'll see you tomorrow[13].

Положив мел, он рассеянно проводил взглядом студентов, в некотором смущении покидавших аудиторию. Они с Надей остались одни. Казалось, они находятся очень далеко друг от друга. В тот же момент, когда он направился к ней, Надя поднялась. Они встретились примерно на середине аудитории, но все-таки так и остались на некотором расстоянии.

— Привет, — сказал Маттиа, — не думал, что…

— Послушай, — решительно заговорила она, глядя ему в глаза, — мы ведь даже не знакомы. Мне неловко, что я заявилась прямо сюда.

— Нет, но… — попытался возразить он, однако Надя опять прервала его.

— Я проснулась и не нашла тебя, но ты мог хотя бы… — Она замолчала.

Маттиа пришлось опустить голову, потому что у него щипало в глазах, словно он не моргал больше минуты.

— Ладно, неважно, — продолжала Надя, — я никого не преследую. Во всяком случае, такое намерение уже пропало. — Она протянула Маттиа записку, и он взял ее. — Это мой номер. Но если решишься набрать его, не тяни.

Оба смотрели в пол. Надя хотела приблизиться, но потом резко повернулась, сказала:

— Пока, — и направилась к двери.

Маттиа не ответил. Он подумал, что у него недостаточно времени, чтобы сформулировать какую-то мысль…

Надя остановилась на пороге.

— Я не знаю, что с тобой происходит, — сказала она. — Но, что бы ни было, думаю, я буду рада звонку. — И ушла.

Маттиа посмотрел на записку, где нашел лишь имя и ряд цифр, в основном нечетных, собрал свои бумаги на кафедре, но вышел, только когда истекло время лекции.

В кабинете Альберто говорил по телефону, зажав его между ухом и плечом, чтобы жестикулировать обеими руками. Увидев Маттиа, он поднял в знак приветствия брови, потом, положив трубку, откинулся на спинку стула и вытянул ноги.

— Ну и как? — улыбнулся он с видом заговорщика. — Поздно вчера закончили?

Маттиа решительно избегал его взгляда. Ничего не сказав, он пожал плечами и сел за свой стол. Альберто поднялся и, встав за его стулом, принялся, будто боксерский тренер, массировать ему плечи. Маттиа не любил, когда к нему прикасаются.

— Понял, ты не хочешь говорить об этом. All right then[14]сменим тему. Я тут набросал план статьи. Не хочешь взглянуть?

Маттиа кивнул и в ожидании, пока Альберто уберет руки с его плеч, слегка побарабанил по нулю на клавиатуре компьютера. Воспоминания о некоторых моментах предыдущей ночи слабыми вспышками возникали в его сознании.

Альберто вернулся на свое место, грузно опустился на стул и принялся рыться в бумагах.

— А, кстати, — сказал он, — тут тебе письмо, — и перебросил конверт на стол Маттиа.

Тот посмотрел на него, не прикоснувшись. Его имя и адрес университета были написаны синими густыми чернилами, которые, конечно, пропитали бумагу насквозь. Буква «М» в имени Маттиа начиналась с прямой линии, которая превращалась в мягкую, волнистую, две соседние буквы «t» перечеркнуты одной горизонтальной чертой, все слова написаны с наклоном, тесно, казалось, что они падают друг на друга, в названии университета недоставало «с». Но Маттиа хватило бы любой из этих деталей или одной только своеобразной заглавной буквы в его фамилии, чтобы тотчас узнать почерк Аличе.

Он сглотнул и, не глядя, достал из второго ящика письменного стола нож для бумаги…

Повертев нож в руках, сунул его под клапан конверта…

У него дрожали руки, и, чтобы скрыть волнение, он сжал его крепко, как мог.

Альберто наблюдал за Маттиа со своего места, притворившись, будто ищет что-то в стопке бумаг, лежавших перед ним. Он хорошо видел, как дрожат пальцы коллеги, но само письмо рассмотреть не мог — Маттиа прикрывал его ладонями. Он отметил только, что Маттиа замер на несколько секунд, а потом, прочитав послание, осмотрелся в полной растерянности, словно неожиданно перенесся куда-то очень далеко от этой комнаты.