Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жена и дети мужчины взывали к нему, умоляя и требуя сесть и прекратить будоражить толпу. Агариста уловила тот момент, в который он принял решение. Она узнала то упрямое выражение, которое появлялось у ее мужа, когда он наклонял голову и расправлял плечи, чтобы идти наперекор миру. Ей хотелось крикнуть, предупредить, но он не был ее мужем.
– Персия предложила нам мир!
Шум толпы стих. Кузнец не сказал ничего такого, о чем они сами не задумывались в последние недели. Но одно дело шептаться с женой на кровати, и совсем другое – выкрикивать такое, когда персидская армия жгла их любимый город. Все притихли, ошеломленные то ли дерзостью самозваного оратора, то ли его безумием.
– Если бы мы приняли их условия, разве они стали бы поджигать город? Нет. Я был бы сейчас там, зарабатывал бы на жизнь в кузнице и был спокоен за детей, а не сидел здесь – на пронизывающем ветру, без еды и воды, не имея возможности согреться. Да, я проголосовал за мир, потому что мне не важно, кто сидит наверху и носит золото. Я прошу только одного: чтобы они держались подальше от меня. А будут это персы или афиняне – мне все равно. Если наше собрание, наш совет не могут защитить нас, какая от них польза? Если у нас нет стен, зачем мне снова отстраивать свой дом из обломков?
К изумлению Агаристы, в толпе одобрительно загудели. Она посмотрела на суровые лица двух гоплитов и старшего сына. Они только наблюдали. Как и все здесь. Нервно сглотнув, Агариста крепче обняла дочь. Можно ли попросить гоплитов вмешаться, заставить этого человека замолчать? Есть ли вообще какие-то правила сейчас, когда город горит во второй раз? Никто не знал.
Женщины воспринимают войну не так, как мужчины. Воины и их сыновья представляют себе только победы или славную смерть на поле боя. Никто не думает о том, каково это – спасаться бегством или остаться калекой. Справляться с последствиями войны всегда приходится женщинам. Они должны ко всему приспосабливаться и принимать в свой дом и свою постель нового мужчину.
Уже после первого вторжения Агариста видела несчастных молодых женщин, торгующих собой, ожидающих на закате тех, кто пожелает их купить. Их мужья утонули, и женщины предлагали к обмену то единственное, что у них осталось.
Закусив губу, она ждала, хотя дрожала от холода и капли дождя падали ей на плечи.
– Я предлагаю обращение от имени народа Афин, – говорил кузнец. – Отправить делегацию к главному военачальнику над персидскими войсками и сказать ему так: «Мы, афиняне, принимаем твое предложение о мире».
Слова его отозвались гневным ворчанием, поскольку все больше и больше людей в толпе понимали, что происходит. Агариста видела раскрасневшиеся, негодующие лица, но видела также и тех, кто согласно кивал и поднимал руку в знак одобрения, как это делали на Пниксе.
– Мир – вот чего они хотят! – заключил кузнец. – Царь Персии с честью относится к своим союзникам, мы это знаем. Если мы хотим мира, нужно просто попросить.
Камень попал ему в плечо и отскочил. Кузнец удивленно поднял глаза, потрясенный случившимся. В этот момент, прежде чем он смог заговорить, в него полетел второй камень, брошенный со всей силой ярости. Камень угодил ему в лицо, до крови разбив губы. Держась за рот, кузнец присел на корточки. Агариста слышала крики в его поддержку, но они прекратились.
Кузнец, однако, не сдался. Жена попыталась удержать его, но он стряхнул ее с себя и снова поднялся. Кровь стекала по его лицу и шее и темными каплями падала на кожаный фартук. Он снова начал говорить, но вид крови что-то пробудил в толпе. Четверо мужчин внезапно вскочили и бросились на него, держа в руках, как дубинки, камни. Кузнец успел повернуться к ним и получил удар по щеке. Он упал во второй раз. Жена закричала, но мужчины не отступили. Агариста зажала себе ладонью рот, чтобы не вскрикнуть от звуков ударов, ломающих кости. Ясно было одно: кузнец уже не поднимется. Пыхтя и отдуваясь, мужчины бросили камни, но толпе, казалось, этого было мало.
Агариста увидела, что Арифрон собрался с духом и намерен вмешаться. Она протянула руку, ущипнула его за голое бедро и прошипела:
– Сын, останься. Они убьют тебя, если ввяжешься в драку. Защити меня. Защити брата и сестру.
Он услышал ее и кивнул. Мрачная тень на его лице рассеялась, порыв угас.
Агариста увидела, что два гоплита ожидают приказа, не зная, что делать. Она едва не вскочила, увидев собирающихся в группу женщин. Избиение прекратилось, и убийцы начали расходиться – опустошенные, растерянные, безумные.
Какая-то женщина подняла испачканный кровью камень, и Агариста успела заметить выражение ее лица – колючее и злое, как ветер или зимнее море.
– Предатели! – крикнула женщина, указывая на жену и детей кузнеца.
– Нет! Мы ничего не говорили, – ответила несчастная и, притянув к себе детей, склонилась над ними.
Дождь все шел и шел, серебряными струйками стекая с длинной крыши. Агариста увидела, что и другие женщины собирают камни, побуревшие от сырости. От того, что случилось в следующий момент, у нее перехватило дыхание. Она ощутила в груди мучительный спазм, не в силах вынести того, что произошло.
Женщины набросились на маленькую семью вороньей стаей, их одежды заглушили сдавленные крики, и только руки поднимались и опадали. Остальные молчали, потрясенные происходящим, прижимали ладони ко рту, но никто не отвел глаза. Те, кто призывал поддержать кузнеца, отошли подальше от людей, которые могли их слышать, и опустили голову.
Когда все закончилось, женщины отступили. Маленькие тела лежали на земле, распростертые и изломанные, на удивление грязные, как будто их снова и снова валяли в крови и пыли. Мать и дети были мертвы и безучастно смотрели на мир остекленевшими глазами. Их жизни вколотили камнями в землю.
Вокруг них образовалось пустое пространство. Женщины проскользнули в толпу, роняя на ходу красные камни, становясь под струи дождя, чтобы смыть
