Бойня Номер Два настолько испортила девушек, что пока закурить не попросишь, они даже и не поймут, что к ним обращаешься.

Она удивлённо воззрилась на собеседника, чей способ изъясняться нисколько не вязался с обликом (ну самое большее) семиклашки.

— А вам, юноша, не рано ли задевать девушек? — улыбнулась Юля.

— Уже теперь немалое число их, я имею ввиду девушек, а не девок, были бы счастливы гулять со мной по Невскому. Мерило привлекательности — потенциал. Вон ваш дворецкий вымахал с коломенскую версту, а что толку?

— Эй, малый, ты чё тут мелешь? — ёрзнул Иван по скамье, невнятно чувствуя, что на него что-то сказали не совсем правильное.

Однако ладонь Юли легла ему на сгиб локтя и дальше он просто только млел, поглядывая на её длинные пальцы истончающиеся к правильным эллипсам ногтей в кисти доверительно прилёгшей на чёрный рукав бушлата.

В таком состоянии уже не получалось следить за болтовнёю шкета.

— Но мне это не нужно, пока что. Мои текущие приоритеты — экономика и благотворительность. Из-за неё-то я и обратился к вам.

— Это, простите, как же?

— Моё внимание привлекли два гостя нашей культурной столицы, которым некуда податься с их гладстоновским саквояжем. Разве же мог пройти я мимо, не предложив уютного пристанища без всяких ксив и аусвайсов. Ферштеен зи, Фройляйн?

От неожиданности, Юля машинально ответила по-Дюссельдорфски:

— Ja, ja, genau so! — и прикусила сустав указательного пальца свободной руки, вслед бездумно вылетевшему воробью.

— Ага! Так я и думал. Теперь вернёмся к экономике. Взамен своей информационной услуги мне желателен будет ваш саквояж натуральной кожи. Сапожник дядя Яша, хотя и пьёт как сапожник, не в силах пропить свою виртуозность. Шкары, которые он мне изготовит из вашего сырья затмят весь Питер вдоль и поперёк. Мне надоели эти вот опорки, знаете ли. — Он притопнул кирзовым солдатским башмаком в мелкий гравий садовой дорожки.

Юля понимала, что спрашивать совета у млеющего Ивана бесполезно, к тому же её покорила уверенность малолетки знающего чего он хочет и как этого добиваться.

Весь разговор чем-то смахивал на шахматную партию с добряком Иржи, который, кстати, и обучил её этой игре в долгие вечера большого дома на берегу широкой реки Рейн.

Однако выиграть у чеха было невозможно — он знал наперёд куда она станет двигать фигуры через два хода.

— Я согласна.

— Ну разумеется. Недаром у вас такое осмысленное лицо.

— А как ваше имя, юноша?

— Зовите меня просто Маклер. Ну а ваши у вас просто на лбу написаны — Тристан и Изольда…

Маклер отвёл их на 25 Линию Васильевского острова, экскурсоводно поясняя на ходу, что в градостроительных замыслах линиям предстояло превратиться в каналы, но прокопав до половины — утомились, плюнули и засыпали обратно.

Слишком длинный остров подвернулся.

Нам же всегда хочется как лучше, покуда дойдёт, что взялись не с того конца, ну так проволокой примотаем, в надежде что авось постоит пока ещё, и — вперёд, к новым свершениям!

Проходными, он вывел их в более просторный двор и, мимо ямищи громадной воронки («извините, у нас тут немного не прибрано!»), они втроём поднялись на четвёртый этаж второго подъезда, где Маклер распахнул незапертую дверь и вскрикивая «Мадам Фима! Мадам Фима!» двинулся по прямому коридору с высоким потолком.

За ним шёл Иван с чемоданом (слово «саквояж» он не знал) и следом Юля, стараясь уберечь платье от детской беготни с ночными горшками и от старушек с бутылками постного масла, а иногда керосина, в различных, зачастую непредсказуемых направлениях.

Коридор закончился большой комнатой без окон, но с двумя длинными столами, на одном из которых стояли два примуса (один сипел синим пламенем под алюминиевой кастрюлей) и керогаз на две конфорки, не задействованный.

Из-за второго стола, собирая ворох разброшенных карт в одну колоду, поднималась женщина в шёлковом халате и волосах наверченных на папильотки из клочков газет.

— Принюхайтесь, Евдокия, ваш кондёр уже дошёл, можете идти уже кормить вашего Жорика обедом.

Её компаньонка, в халате ситцевом и в косынке на волосах, безропотно закрутила примус и, ухватив ушки кастрюли одной большой тряпкой, покинула помещение.

— Господин Маклер, ну так уже здравствуйте! — радостно воскликнула женщина в папильотках.

— Без формальностей, Мадам Фима, у меня ещё масса дел на сегодня. Позвольте вам представить мою сводную сестру Изольду с её сводным братом.

Всего пару минут, как соступили с дилижанса из Расторгуевска.

Им нужен номер в вашем отеле на 3 дня. Они тут по путёвке Совнаркома для ознакомления с духовным наследием уцелевшей архитектуры.

— Ах, господин Маклер, вы знаете как всё сейчас сложно…

— Мы только что условились пропустить формальности.

— Ну есть одна комнатка…

— Тогда представьте ей гостей, а её им.

Они вернулись в длинный коридор и, недалеко от кухни, Мадам Фима достала ключ из шёлкового кармана и отперла дверь направо.

Все четверо зашли внутрь.

Комнатка больше смахивала на камеру, однако на гвоздях вбитых в деревянную перегородку висели плечики для одежды, а в небольшом окне, возле железной койки с матрасом и подушкой под армейским одеялом, решётка отсутствовала.

— Приемлемо, — решил за всех Маклер. — 3 дня. Питание включено в стоимость путёвки. И гостям столицы по сувениру от вашего пятизвёздочного, в виде заплечных мешков. А также, передайте Самуилу Яковлевичу, что в четверг я зайду в час дня пополудни.

Он взглянул на Юлю сияюще-чёрными глазами. Он не рисовался, не старался вызвать ни восхищения, ни страха, ни симпатии. Он разыгрывал эндшпиль.

Не отрывая взгляд от этого блеска, Юля сделала шаг в сторону Ивана, наощупь взяла из его рук саквояж и поставила на койку, чтобы открыть и выложить всё бывшее в нём поверх суконного одеяла.

Юноша, принял от неё саквояж с ввалившимися в пустоту боками. Он был на полголовы ниже Юли, но ей казалось, что в этот блеск она смотрит снизу вверх.

— Всем — адье! — Маклер потрогал кепку у себя на голове и — вышел.

— Кто это? — Юля потрясённо опустилась на один из двух стульев возле стола в углу.

— Я таки вас понимаю, — сказала Фима, — свежего человека он может довести до чего угодно, а во всём виноваты его родители. Сколько раз я говорила его родителям — отдайте ребёнка в школу. Школа сделает из него нормального, как все!

Но разве они кого-нибудь слушали?