У нас заняло примерно полторы минуты, чтобы связать ее по рукам и ногам и вставить кляп — все необходимое для этой операции мы предусмотрительно захватили с собой. Затем мы уложили ее под стойку, нашли подушку для ее головы и велели относиться к происходящему спокойно. Ее глаза больше не были скучающими: теперь в них полыхали темные вспышки неистовства.

— Давай, — подбодрил я Кермана. — У тебя отлично получается.

— Что меня волнует по-настоящему, — произнес он, когда пошел за мной, — это мысль о том, что сюда может вломиться полицейский и по ошибке принять меня за вооруженного налетчика. Как я догадываюсь, такая мелочь не приходила тебе голову?

Я жестом попросил его замолчать, пробрался по проходу к двери в дальнем конце, отворил ее и заглянул внутрь.

Мастерская была значительных размеров, и все в ней было по делу. На деревянной треноге стояла направленная на выкрашенный в серый цвет холст обыкновенная камера для фотографий. С обеих сторон камеры располагалось по большой дуговой лампе на колесах. У стены за столом с поднятой чертежной доской сидел мужчина в белом рабочем халате и голубом берете, работая над коллекцией глянцевых фотокарточек. Он был высоким, тощим, явно изнеженным, и у него была черная бородка. Его лицо было цвета старого пергамента, а его тонкие красные губы резко выделялись на фоне этой бородки и усов — не очень приятный субъект.

Когда он увидел нас, то выронил кисточку, которой он работал, и его рука полезла в ящик стола.

— Замри! — прорычал Керман, угрожая ему пистолетом.

Рука зависла над ящиком. Лицо с бородкой приобрело зеленоватый оттенок. Я подошел и, вытащив из стола небольшой автоматический пистолет, сунул его в боковой карман.

— Привет, — произнес я и со всей силы опустил кулак на впадину между его шеей и правым плечом.

Удар снес его со стула на пол. Я нагнулся над ним, поднял и поставил на ноги, затем отпустил и ударил в переносицу. Он пролетел через всю мастерскую, столкнулся с камерой и приземлился на пол, сверху на него свалилась камера.

Керман присел на краешек стола.

— Будь осторожнее, не делай ему больно, — предупредил он.

— Да я и не смогу, — ответил я. — У него нет никаких чувств. Или есть, ты, подлец?

Луис не прилагал никаких усилий, чтобы подняться с пола, я подошел к нему, поднял камеру и, держа ее за треногу, опустил ему на грудь. Он издал булькающий вскрик, камера слетела с крепления треноги и, свистя, пролетела через комнату. Одна из ножек треноги отломилась. Я отбросил всю эту теперь уже рухлядь, взял ножку обеими руками и ударил его, когда он попытался встать.

Керман соскользнул со стола.

— Думаешь, ему еще понадобится его камера? — спросил он.

— Ему ничего не понадобится, когда я закончу с ним, — запыхавшись, уверил его я и снова ударил Луиса.

Керман начал бить и топтать камеру ногами до тех пор, пока она не рассыпалась на маленькие кусочки.

— Я не вижу оснований для того, чтобы все веселье досталось тебе, — сказал он.

Мы отступили, чтобы перевести дыхание.

Луис съежился на полу, закрыв руками лицо и с трудом дыша. Он выглядел как человек, который ждет, что на него вот-вот упадет бомба.

С нетерпением ожидая, когда у меня откроется второе дыхание, я изучил фотокарточки, над которыми он работал. Это были очень плохие снимки. Они подтверждали версию Недика, что Луис шантажист.

Так как мы оставили его в покое, Луис снова попробовал подняться на ноги, но, когда я повернулся, он опять рухнул на пол. У него было столько же твердости, сколько и у каши в тарелке.

— Зачем ты убил Бенни? — спросил я, подходя к нему.

Его маленькие глазки забегали. Он издал какое-то жалкое дребезжание:

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Его голос очень напоминал эхо в тоннеле.

Я ударил по его белому рабочему халату. Это был хороший удар. Он сдвинул тощую фигуру ярда на три.

— Зачем ты убил Бенни? — повторил я.

Вместо ответа, он слабо застонал.

Я снова ударил.

— Может быть, он думает, что мы дурачимся, — предположил Керман, подходя ближе взглянуть на Луиса. — Некоторых парней требуется очень долго и настойчиво убеждать, чтобы они заговорили.

— Этого не потребуется, — сказал я, дотянулся до Луиса и поставил его на ноги.

Он весь был словно ватный и начал падать, но я сумел удержать его в вертикальном положении достаточно долго, чтобы Керман успел ударить его. Он пролетел через комнату и с треском разорвал окрашенную в серый цвет материю.

Керман с энтузиазмом поинтересовался:

— Эй! Ты видишь то же, что и я?

Он полез под стол и извлек из-под него паяльную лампу.

— Теперь вижу, — ответил я. — Зажигай!

Я содрал остатки материи с рамы, а потом за лодыжки перетащил Луиса на середину мастерской.

У задней стены стояла реквизитная кушетка.

— Давай положим его на нее, — предложил я.

Керман несколько раз быстро подкачал насос в паяльной лампе до тех пор, пока пламя не начало с ревом вырываться из выпускного отверстия, затем подошел и схватил Луиса. Мы переложили его на кушетку, и я сел ему на грудь.

На его лице выступила испарина. Он свирепо посмотрел на меня дикими глазами, в них была паника.

— Я не собираюсь тратить на тебя слишком много времени, — предупредил я. — Мы здесь для того, чтобы узнать, что приключилось с Бенни, и мы узнаем это. Я знаю, что ты, Тейлер и Анита — вы все повязаны вместе, и я знаю, что вчера Бенни приходил сюда. Если ты не заговоришь, то тебя ожидают плохие времена. Бенни был моим приятелем. Мне наплевать, что случится с тобой. Или ты заговоришь, или здорово пострадаешь. Ну, зачем ты убил Бенни?

— Я не знаю никакого Бенни. Клянусь! — задыхаясь, промямлил Луис.

— Он даже не знает Бенни, — сказал я Керману.

— Вот это как раз и поможет его памяти, — произнес Керман, поднимая паяльную лампу.

— Ты хочешь поджариться? — спросил я Луиса.

— Я не знаю его! — пронзительно закричал Луис и начал вырываться. — Я не знаю, о чем вы говорите!

— Я в момент заставлю тебя передумать, ты, подлец, — заверил его Керман и провел голубым пламенем по ботинкам Луиса.

После нескольких секунд такого подогрева Луис внезапно напрягся, выгнул грудь, глаза его полезли из орбит, а на его лице выступил пот, словно из выжатой губки. Мне стоило немалых усилий удержать его, а от шума, который он производил, у меня снова начала болеть голова.

— Зачем ты убил Бенни? — в очередной раз спросил я, подавая Керману знак отойти. В мастерской запахло паленой кожей.