– Отвали, – отмахнулся здоровяк.

– Я заплачу хорошо.

– Да отвали ты, гребень! – заорал водитель.

Короткий тычок указательного пальца между ключицами заставил его широко открыть рот. И тут же рубящий удар по сонной артерии лишил его сознания. Молодой человек, открыв дверцу, легко отбросил тело на соседнее сиденье.

Топорика толкнул шедший навстречу молодой подтянутый мужчина. Он упал на асфальт.

– Человеку плохо! – закричала женщина.

– Стойте! – Подтянутый бросился наперерез выехавшей из двора «скорой».

– Куда под колеса лезешь?! – крикнул тормознувший водитель. – Мы…

– Человеку плохо! – закричала присевшая около Топорика женщина. Из салона «скорой» выбрался рослый санитар в белом халате.

– Лады, – кивнул Лохматый. – Я с удовольствием этого козла сделаю. Я его, гниду, заставлю на коленях стоять и…

– Это уже твое дело, – перебил его Суслин. – Главное, чтоб его потом никто не нашел. Сможешь?

– Запросто. Не он первый, не он последний.

– Тогда мы его перед отъездом к тебе завезем, вроде по делу. И он твой.

Водитель, очнувшись, попытался сесть, но не смог. Руки за спиной были скованы наручниками. На глазах черная повязка. Рот заклеен скотчем. Сидевший за рулем джипа молодой человек ударил его ребром ладони по шее. Водитель потерял сознание.

– Где она? – спросил Угаловский полную женщину в белом халате.

– В девятой. Досталось ей, избита сильно. Два ребра сломаны, рука левая и лицо разбито. А ты кто ей будешь-то?

– Знакомый.

– Халат возьми. – Медсестра подала ему белый халат.

– Ей можно что-нибудь передать? – спросил он. – Ну там фрукты, минералку и…

– Да все можно.

Вениамин кивнул стоявшему у двери в травматологию рослому парню:

– Давай в магазин и купи колбасы, сыру, фруктов, ну, в общем, пожрать чтоб было чего. И ей, – он кивнул на медсестру, – коробку конфет и шампанского.

– Если можно, лучше коньяк, – улыбнулась толстуха.

– Здравствуйте, – кивнула, входя, Варвара.

– Добрый день! – Следом за ней в кабинет вошел Соколов.

– Ну? – вопросительно посмотрел на Варю Борисов. – Есть что-нибудь?

– Да, вот… – Она достала из папки несколько исписанных листков. – И есть довольно интересная информация.

– Секунду, – взяв бумаги, попросил Борисов.

– У меня был следователь по особо важным делам, – возбужденно говорил в сотовый Завин. – Как я понял, начали копать то дело в Лесосибирске. Если они найдут Соловьева, то…

– Понятно, – недовольно прервал его мужчина. – Насчет Соловьева не волнуйся. Но если ты рот откроешь, сам понимаешь, что произойдет. Я ясно выразился?

– Абсолютно, – испуганно отозвался Завин. – Но они могут к Погодиной пойти.

– За нее тоже не волнуйся. Вот что ты должен сделать – установи, где сейчас Любимов. Местонахождение Лобикова мы знаем. Но убирать его одного нельзя. Можно перепугать Любимова, и он сам пойдет в милицию. Найди Любимова и…

– Черт возьми, я же знаю, что к Любимову ездила помощница Борисова. А вот куда, неизвестно.

– Немедленно выясни, где он.

– Хорошо. Я свяжусь с ним…

– Значит, все-таки мстят за повешенных, – вздохнул Борисов. – И цель – Топорик. Его дядя, брат матери, Урин Михаил Петрович, был в банде, которая вешала старателей. Это единственное, что сумели выяснить тогда оперативники. Но он умер пять лет назад, и последняя ниточка оборвалась. Кстати, отмазал его тогда Завин. Правда, доказательств этому нет, но становится понятно, почему Завин…

– А мне непонятно вот что, – сердито сказала Варя, – почему тогда Завина не арестовали? И почему он еще шесть лет после этого работал в угро?

– С этим еще предстоит разобраться. Хотя не думаю, что кто-то будет наказан. Меня интересует, куда пропало дело. Осталось двенадцать листов – начато, розыск преступников продолжается, закрыто – и ничего конкретного… Так, едем к Погодиной. Надеюсь, хоть она скажет что-то конкретное. Хотя, если бы имелось что-то конкретное, дело было бы доведено до конца. А дядя Топорика, значит, был в банде, которая вешала людей. Но напрашивается вопрос: почему Топорика не повесили сразу, а начали, судя по всему, с Тупика? В общем, поехали! – Он шагнул к двери.

– Понятно! – играя желваками, кивнул Вениамин. – А кого ты еще узнала?

– Руку, – ответила Олеся. – И еще как-то называли одного… – Пытаясь вспомнить, она нахмурилась. – Никак не могу сообразить.

– Ладно, – улыбнулся Вениамин. – Значит, Рука точно был?

– Да, был.

– Здравствуйте! – Борисов кивнул открывшей дверь пожилой женщине. – Алла Викторовна?

– Добрый день, – отозвалась она. – Вы кто?

– Следователь краевой прокуратуры Борисов, – вытаскивая удостоверение, представился он. – И мои…

– Да, конечно, – улыбнулась она. – Мне Юрий Петрович звонил и сказал, что вы вот-вот подъедете. Проходите.

– Опоздали мы, – сообщил по телефону сидевший рядом с водителем плотный молодой мужчина. – Они у нее.

– Не вы опоздали, – ответили ему, – а я поздно среагировал. Надеюсь, с Соловьевым успеют.

– И что? – спросил молодой мужчина с узким шрамом на правой щеке.

– Ничего! – зло отозвался садившийся на заднее сиденье Вениамин. – Она говорит – Рука, но его там никак быть не могло, он в зоне уже два года. Видно, у нее крыша протекла. Отделали ее лихо из-за меня. Вот сучары позорные! Ну что ж, разберем этот рамс…

– Давно пора, – кивнул мужчина со шрамом, – а то вообще приборзели, полный беспредел устроили.

– Хорош, Метка. Говорить потом будем. Ты вот что, скажи своим, пусть потрутся среди заблатненных, наверняка там эту тему обсуждают. Узнать бы, кто именно… Хотя заказчика я знаю. Но с ним базар отдельный будет.

– Знаете, – Погодина поставила чашку с чаем, – как раз в то время была заварушка ГКЧП, а потом поделили Союз. К тому же Завин был связан с Уриным, местным авторитетом, который мутил там воду. Он, кстати, дядя Топорикова. Мне думается, это напоминание из тех времен. Нет, не Топорику, а кому-то, кто за ним стоит. В то, что эти палачи убили женщин, я не верю. Конечно, преступление есть преступление, и совершившие его понесут наказание, но, если честно, мне бы очень не хотелось оказаться на месте прокурора, а тем более судьи. И даже быть в числе присяжных, а судить палачей будет скорее всего суд присяжных. Все-таки что бы ни заставило палачей вешать, это тяжкое преступление. В сущности, женщины погибли из-за них. Я понимаю, что Топорикова вместе с Чусановым освободили, мягко говоря, незаконно, то есть освободили как раз законно, но… – Она смущенно махнула рукой. – Надеюсь, вы меня понимаете. Приговор дважды был обжалован представителями обвинения, но остался в силе. Печально сознавать, что все прекрасно понимают: освободили преступников. Кажется, такого не может быть, и тем не менее это случилось. Я в девяносто первом тяжело заболела. Это и помешало мне довести дело до служебного расследования по Завину. У меня была информация о его связях с начинавшей тогда поднимать голову организованной преступностью. Я только успела освободить Любимова и Лобикова. Совершенно непонятным образом пропало дело о повешении девятерых человек. Осталось только начало и заключение – розыск продолжается. А ведь на самом деле никто ничего не продолжал. Начальник райотдела полковник Будин тоже еще та сволочь. Не удивляйтесь, – заметив, как переглянулись сотрудники следственной группы, улыбнулась Алла Викторовна, – но точнее определения к этому человеку невозможно подыскать. Они с Завиным воспользовались моментом и прилично нагрели руки. И на этом все закончилось. Тогда меня лечили около полугода, затем санаторий, только потом я вернулась к работе. И выяснилось, что странным образом все, кто участвовал в расследовании, были переведены в другие города. Кроме капитана Соловьева. Кстати, он единственный, кто пытался добраться до истины. Он задержал Урина, но уже утром его с извинениями освободил Завин. И знаете, краевое управление на это никак не реагировало. Правда, вскоре их заменили. Спасибо, что вы снова взялись за это.