Но здесь ни одна постройка не лепилась к стенам — даже собачья конура или сортирная будка. И ничто не могло вырасти в щелях между камнями — Шеф видел, как с одной из стен рабочие опускают через парапет своих товарищей, чтобы те вырвали пробивающиеся сорняки. Хотя вдали виднелись возделанные поля и сады, там не было даже шалаша для сторожа. Группы людей, которые двигались между угодьями и городом, носили с собой инструменты, отметил Шеф. Они не оставляли вне стен даже тяжелых плугов и корзин для зерна.

— Я понимаю, для чего вы это делаете, — в конце концов сказал он Соломону, который по-прежнему торжественно переводил все высказывания своего правителя. — Но я не понимаю, как вы заставляете людей следовать вашим правилам. Я бы не добился такой законопослушности от собственного народа, даже если бы весь его обратил в рабство. Всегда найдется тот, кто попытается нарушить закон, а вслед за ним еще десять. Даже если прибегать к бичеванию и клеймению, как делали черные монахи, кто-то не поймет, что от него требуется, сколько ему ни объясняй. Ваши люди что, рабы? Почему они подчиняются так охотно?

— У нас нет рабства, — отвечал Соломон. — Иметь рабов нам запрещает наш Закон. — Он перевел слова Шефа, выслушал долгий ответ, заговорил снова: — Бенджамин ха-Наси говорит, что ты верно задал этот вопрос, и он видит, что ты действительно правитель. Он считает, ты прав в том, что знание закона — бо́льшая редкость, чем подчинение закону. По его мнению, все беды в мире происходят только от невежества. Он хочет, чтобы вы поняли: мы, иудеи, отличаемся от вашего народа, и от арабов тоже. У нас есть обычай открыто спорить по любому вопросу — уважаемая Свандис может прийти в помещение для диспутов и высказать все, что пожелает, и никто не посмеет прервать ее. Но есть и другой обычай: коль скоро решение выработано и закон принят, все должны ему подчиняться, даже те, кто больше всех возражал. Мы не наказываем за несогласие. Мы наказываем за неподчинение воле общества. Поэтому еврейский народ охотно выполняет все свои законы. Мы не только люди Книги, но и люди Закона.

— А откуда вы все знаете Закон?

— Сейчас увидишь.

От крепостных бастионов гости и хозяева прошли в центр многолюдного городка площадью акров сорок, где меж оштукатуренных каменных домов два человека с трудом могли разминуться в узких проходах, поднимающихся и спускающихся уступами, которые иногда шли так часто, что превращались в ступеньки лестницы.

— Посмотри сюда, — указал Соломон внутрь крошечного дворика.

Там в тени сидел одетый в черное человек, который торжественно и монотонно говорил что-то дюжине расположившихся прямо на земле детей разного возраста.

— Это гаон, преподаватель. Князь содержит двенадцать гаоним, чтобы обучали детей бесплатно, из любви к знанию. Видите, наставник не прервал занятий, хотя заметил, что пришел его повелитель. Учение важнее, чем властители.

— Чему он учит?

Соломон прислушался к непрекращающемуся бубнежу.

— Он перечисляет им положения галахи. Это часть Мишны. А Мишна — Закон нашего народа, изначально основанный на Священном Писании, которое христиане называют Ветхим Заветом. Но в Мишну входит и все, что было сказано об этой Книге с тех пор, как мы впервые заключили свой Завет с Господом нашим. В галахе содержатся конкретные решения, которые нужно принять в том или ином частном случае.

— Какие, например?

— В данный момент гаон объясняет, что, когда речь идет о жизни и смерти, в первую очередь спасают мужчину, но, несмотря на это, прикрывать наготу нужно сначала у женщины.

Шеф кивнул и в задумчивости двинулся вслед за князем в его скромный и неафишируемый обход. Внимание короля привлекло еще одно обстоятельство. У людей в толпе были книги. Их носили с собой, а какой-то сидящий мужчина близоруко уткнулся носом в страницы. Шефу вспомнилось, что на одном из базаров он видел книги, разложенные на лотке словно для продажи. Он никогда не слышал, чтобы книги продавались. Викинги похищали их и, если удавалось, получали выкуп от владельцев. В монастырях Святого Бенедикта изготавливали книги для братии и приходских священников. Книг никто не продавал. Они были слишком ценными. Торвин умер бы на месте, но не уступил за деньги своего собрания священных песней, с таким трудом записанных рунами. Сколько же книг у еврейского народа? И откуда они берутся?

Хозяева и гость остановились у здания, которое Шеф счел церковью на иудейский лад. Там молились мужчины и женщины, припадая к земле, как магометане, но где-то в полутемной глубине король разглядел теплящуюся свечу, и в ее свете человек читал вслух, — по-видимому, для двух раздельных групп мужчин и женщин. Дальше располагалась площадка, на которой спорили двое мужчин. Каждый из них бесстрастно выслушивал, как другой произносит речь слов на пятьсот, затем говорил сам. Судя по звучанию голоса, он сначала приводил какую-то цитату, а затем разъяснял ее смысл и опровергал доводы противника. Их окружала внимательная толпа слушателей, молчаливая, но позволяющая себе возгласы одобрения или несогласия.

— Один говорит: «Не отдавай деньги в рост», — пояснил Соломон. — А другой отвечает: мол, иноземцу можешь отдавать и в рост. Теперь они спорят, кого считать иноземцем.

Шеф кивнул и задумался. Он знал о власти, опирающейся на оружие, подобно его собственной и власти тех норманнов, которых он сверг. Он знал о власти, основанной на страхе и рабстве, как у черных монахов и христианских королей. Здесь, кажется, власть держалась на книгах и на законе, на законе, который был изложен в форме книги и не зависел от произвола короля, ярла или олдермена. Однако книжные законы не выглядели намного мудрее непосредственных решений, которые принимали английские суды. Было в этом что-то, чего он не понимал.

— Изучает ли ваш народ что-нибудь, кроме законов? — спросил Шеф.

Соломон перевел, выслушал ответ князя, по-прежнему ведущего их куда-то.

— Он говорит, изучается лишь кодекс и комментарии. — Соломон попытался найти эквиваленты этих понятий на англо-норвежском жаргоне Шефа и в конце концов остановился на словосочетаниях «книга законов» и «книга судебных решений».

Шеф с невозмутимым лицом снова кивнул. Новое ли это знание? Или просто многократно пережеванные старые сведения, то, от чего он с презрением отворачивался, находясь в своей стране и в своей столице?

— Смотри, — указал наконец Соломон на небольшое здание, расположенное почти у самой набережной порта.

Позади него, между стенами узких проулков, Шефу на мгновение открылась картина гавани и воздушного змея, планирующего в воздухе. Шеф раскрыл рот от негодования. Они запускают змей без своего короля! И Шеф был почти уверен, что в полет все-таки послали Толмана: змей не раскачивался беспорядочно, он управлялся.

— Смотри, — повторил Соломон настойчивее. — По крайней мере здесь ты найдешь новое знание.

Неохотно, поминутно оглядываясь назад, Шеф проследовал за хозяевами внутрь здания. Там вокруг центральной площадки стояли столы. Оттуда доносился неумолчный скрип: за столами сидели люди, их руки двигались одновременно, как у марширующих гвардейцев императора или у воинов самого Шефа. Стоявший в центре человек держал в руках книгу и читал вслух. Читал на каком-то непонятном языке и очень медленно, с паузой после каждых нескольких слов.