Елена - психолог с двадцатилетним опытом работы, со множеством дипломов и сертификатов. У неё приятное лицо с едва заметными ямочками на щеках и открытая улыбка. Несмотря на то, что я была скептически настроена к ней, с каждой секундой, проведенной наедине, я смягчалась и оттаивала.

- Меня зовут Катя, - протягиваю руку в ответ и слегка сжимаю её ладонь.

- Очень приятно, Катя, - улыбка психолога становится ещё шире. – Я бы хотела с тобой поговорить. Не возражаешь?

- Нет, - жму плечами.

Опускаюсь в кожаное кресло Юсупова, откидываюсь на спинку, чтобы было удобнее. В последний раз муж сидел здесь вчера вечером, подготавливая с вместе юристами документы для путешествия в Астану, но мне кажется, что я до сих пор улавливаю аромат его парфюма.

Елена садится напротив. Каждый её жест выдержан и наполнен уверенностью в себе. А ещё от неё веет спокойствием, чего не скажешь обо мне… Я волнуюсь. Тереблю края платья, делаю лишние движения руками. Мне действительно хочется поговорить с Еленой. Возможно, дело в том, что мне некому выговориться и вывернуть душу настолько насколько хотелось бы.

- Неделю назад у меня случился выкидыш, - начинаю первой. – Если бы я не молчала и рассказала мужу о некоторых вещах ранее, мне удалось бы избежать сильнейшего стресса, который повлек за собой потерю ребёнка. Я чувствую себя виноватой…

Горло окольцовывает тугой спазм, который мешает дышать и говорить. Я впервые признаюсь в ошибках настолько открыто. Кажется, что если я сейчас не продолжу разговор, то заплачу навзрыд.

- Не стесняйся своих слёз, Катя. Говори, плачь, - произносит Елена. - Для того, чтобы восстановиться и продолжить полноценную жизнь, ты должна излиться слезами. Твои переживания — это дань любви неродившемуся малышу, оплакивание надежд и всего того, что было так дорого тебе. Не надо стыдиться своих чувств! В горе не бывает благоразумия, поэтому последним делом будет смущаться по поводу того, что «слёзы – это признак слабости» и «я не должна плакать на людях». Слёзы – знак исцеления, а не слабости.

Горячие дорожки, стекающие по лицу, щиплют кожу. Елена – специалист в этом деле, она знает о чем говорит, и я почему-то доверяю ей.

- Не буду приводить статистику выкидышей среди женщин, но скажу банальную вещь – ты не одна в этом, Катя. Это случается гораздо чаще, чем ты себе думаешь.

Не знаю, можно ли мне говорить Елене о том, что за выкидышем следовало похищение, но раз Давид нанял её, чтобы я излила душу, то, наверное, можно?

И я говорю. Много, часто, прерываясь лишь для того, чтобы вытереть салфеткой влажное лицо. По мере моего рассказа лицо Елены ничуть не меняется, даже когда я в подробностях рассказываю о том, как слышала крики Лоры и её мучительную смерть. Она держится профессионально. Лишь когда я выговариваюсь и замолкаю, она дает мне рекомендации.

- Давай встретимся ещё раз? На этой неделе?

- Хорошо, - отвечаю Елене.

Когда заканчивается наш сеанс мне не становится гораздо легче, нет. На душе всё ещё камнем висит груз из прошлого, мешающий выпрямить спину, скинуть с себя кандалы и идти дальше. Зато после общения с психологом внутри меня происходит непривычный штиль, который остается даже тогда, когда дверь за Еленой закрывается.

Она сказала мне, что почти все женщины, пережившие выкидыш, впоследствии становятся счастливыми мамами здоровых малышей. И это совершенно бесспорный факт. Я не стала ей перечить, потому что знала – Юсупов никогда больше не допустит моей беременности, а о том, чтобы родить ребёнка от кого-то другого не шло даже и речи.

Ночью, едва я закрываю глаза, меня вновь затягивает в водоворот собственных кошмаров. Елена говорила, что это нормальная реакция после моей исповеди и я не должна этого бояться. Должна посмотреть страху в глаза, если будет совсем плохо в одиночестве, я могу перезвонить ей. Она оставила свой телефон на всякий случай.

Но я набираю не её номер.

Давид снимает трубку после нескольких длинных гудков. Голос бодрый, несмотря на позднее время суток, на заднем фоне слышатся посторонние голоса и негромкая музыка.

- Потревожила? – нервно закусываю губу. Не подумала, что даже в полночь Юсупов может быть занят.

- Нет, я как раз вышел перекурить, - отвечает Давид.

Я слышу шорох, щелчок двери. Он и правда выходит из помещения, потому что голоса исчезают вовсе. Чиркает зажигалка, Юсупов затягивается сигаретой. Тем временем я подхожу к окну и смотрю на небо, усыпанное звёздами.

– Как ты? – спрашивает он, шумно выпуская сигаретный дым.

Его голос звучит спокойно и действует на меня расслабляюще.

- Утром наконец занялась розами, вечером приезжала Елена. Психолог, - спешу пояснить.

- Ты можешь встретиться с подругой и выбраться в город, - неожиданно говорит Юсупов. - Тебе больше ничего не угрожает, Катя.

- Правда? – меня распирает от радости, потому что в последний раз я встречалась с Сашкой, когда она попала в больницу. Было бы неплохо вытащить её, чтобы погулять.

- Правда, но охрана всё равно будет следовать за тобой, - произносит Давид.

- Я уже привыкла, - улыбаюсь в трубку.

Зажмуриваю глаза, визуализирую мужа и представляю с сигаретой, зажатой между пальцами. В рубашке расстегнутой на верхние пуговицы, с печальными глазами. Он, должно быть, устал: вылетел поздней ночью и кажется не собирается спать.

- Кать, извини, но меня уже ждут. Созвонимся позже, ладно?

- Ладно, - отвечаю разочарованно.

Слышу на другом конце провода короткие гудки, блокирую телефон и кладу на тумбу. После разговора с Давидом мои персональные демоны куда-то запропастились и исчезли вовсе… Прокручиваю в голове каждое сказанное им слово, опускаюсь на остывшую постель и касаюсь подушечками пальцев выпуклой подвески, которую подарил мне муж, поглаживая заостренные грани.

Я обожала мечтать в детстве. После отбоя в детском доме закрывала глаза, представляла свою будущую жизнь, рисовала её в красках. Мечтала о том, что у меня непременно будет большой дом, свой автомобиль, яркая клуба с цветами и много-много платьев… А ещё заботливый муж, который даже в моих детских фантазиях представлялся мне в роли Давида. И пусть не всё в нашей жизни идёт гладко, я чувствую себя рядом с ним абсолютно счастливой.

Следующим утром мы созваниваемся с Сашкой. Она с удовольствием соглашается прогуляться со мной по городу и выбирает местом для встречи центральный городской парк. Подруга как обычно опаздывает, просит прощения, когда прибегает и, чтобы я не обижалась, покупает для нас сладкую вату.

Мы почти не разговариваем с ней о проблемах, только вспоминаем прошлое, шутим и смеемся. Для драматичных исповедей у меня теперь есть Елена, а Сашка… она так светится от счастья, что я не решаюсь грузить её своей болью.

- У тебя кто-то появился? – хмурюсь, глядя на подругу.