Слишком сложно сейчас все, слишком сильно болит в груди. И я не могу разобрать от чего. А еще я боюсь напугать девчонку, боюсь сделать ей больно.

* * *

Когда мы спустились вниз, пропустил девушку первой.

— Мне надо вызвать такси, — пищат она, — я не могу в таком состоянии ехать на общественном транспорте.

Взрыв. Во мне в буквальном смысле происходит эмоциональный взрыв.

— Блять, Даша! — я, схватив девушку за плечи, впечатал ее в стену. — Ты что творишь, а? Чего ты добиваешься?

У меня перед глазами все полыхает, я не могу понять, что со мной творится. Откуда взялась эта неконтролируемая ярость, которая вмиг снесла остатки разума к собачьим хреням.

— Данил, отпусти меня, — хрипит Даша, но вместо этого я вжимаюсь в её губы своими.

— Уже не могу, — поцелуй кажется сухим, жестоким, ни капли нежности.

Даша упирается мне в грудь кулачками и что-то мычит. Отрываюсь от ее губ, и тяжело дыша, упираюсь руками в стену по обе стороны от ее головы.

— Что не так крошка, м?

Она смотрит на меня невидящим взглядом.

— Я хочу домой, — ее голос проходится по моим и без того натянутым до предела нервам, словно разряд электрошокера.

— Я тебя отвезу.

— Нет.

Опять это чертово противостояние, но я же чувствую, что хочет она совсем не то, о чем говорит. Обхватываю пятерней затылок и прислоняюсь к ее лбу своим.

— Прости, что пришлось тебе все это видеть, слышишь? — заглядываю ей в глаза, — Я не хотел, просто… — замолчал на минуту, хотел увидеть в глубине ее расширенных зраков осознание того, что пытаюсь до нее донести. — …просто не смог сдержаться, когда увидел, что эти уроды трогают тебя, когда услышал, что ты хочешь подписать этот дебильный договор… Прости.



Девушка удивленно выгибает бровь.

— Как? Как ты мог услышать? — ее щеки окрашивает румянец, и я вместо ответа целую ее приоткрытые манящие губы, нежно проводя по ним языком.

— Поехали. Я отвезу тебя домой, — нехотя отрываюсь и вглядываюсь в ее лицо.

Она опускает взгляд в пол.

— Да, так будет лучше, — она порывисто поправляет за ухо спутавшиеся волосы и ступает к выходу.

— Не смотри на меня так, — делаю глубокую затяжку и выпуская дым, смотрю через него на Дашу, которая стоит напротив.

— Как, так? — осипшим голос спрашивает она, и тут же отводит взгляд, но я успеваю заметить, как в их глубине горит адово пламя возмущения.

— Как будто ты меня ненавидишь? — не знаю, но почему то это возмущение проассоциировалось у меня с ненавистью.

Делаю еще одну затяжку, но ее молчание все настигает цель и бьет по нервам раскаленным прутом.

— Это слишком громко сказано Данил, — девушка обнимает себя за плечи и больше не смотрит на меня, — я тебя не ненавижу, а скорее возмущена твоим поведением, ты понимаешь, что ты избил людей! А если они заявят на тебя в полицию? А, если на тебя заведут уголовное дело? Что тогда? — она мазнула по мне взглядом, — зачем ты это сделал, Данил? Это было мое решение. Меня туда на аркане никто не тащил, — ее голос сорвался на последних словах.

Выслушав ее монолог. Я молча открыл дверь и сел за руль, вцепившись в него пальцами, как в спасательный круг. В груди образовалась пустота. Как она могла?

Девушка медленно обошла машину и открыв пассажирскую дверь скользнула на задние сиденье.

— Зачем ты, это сделала? — я не мог не задать этот вопрос, не мог оставить его без ответа, мне нужно было его услышать.

— Это уже не имеет значение, — девушка отвернулась к окну.

— Имеет Даша… для меня имеет, — сжав челюсть до хруста в зубах, завел мотор.

Но девушка молчала. Глянув на нее в зеркало заднего вида, я понял по ее плотно сжатым губам, что отвечать она не собиралась.

— Ты, знаешь, я все таки был прав, думая о том, что у тебя кукушка не варит, — выдохнул со свитом.

Эгоистично с моей стороны, так говорить Даше, но жизнь длинная и она должна понять, в какую херню может вляпаться, если не будет видеть грязную ее изнанку.

— Мне интересно у тебя вообще работает мозг, а, Даша? Ты, когда собиралась подписывать договор, ты его прочла? — с каждым произнесенным мной словом, голос становился на тон громче, — Даш, такой договор, даже шлюхи конченные не подпишут, — последние слова прохрипел, потому что голос надломился, не мог спокойно об этом говорить, понимая, что если бы случайно не узнал о ее задумке, то больше мог ее и не увидеть. Страх от этого понимания, сковал грудную клетку.

— Зачем ты так говоришь? — Даша громко всхлипнула, и закрыв ладонями лицо, не выдержав моего натиска заплакала.

— А я не могу не говорить Даш, — вдавливаю педаль газа в пол, — потому что башкой надо думать, а не … — замолчал, надо остановится, заткнутся, но леденящий душу страх, не давал. Мне надо было рассказать, — ты пойми, я не хотел ничего плохого. Но тех денег, что тебе обещали эти утырки, ты бы в любом случае не получила, — отвлекшись на миг, кинул взгляд в зеркало. Худенькие плечики девушки подрагивали, от беззвучного рыдания. В эту секунду возненавидел себя за все, от чего страдает Даша. Сердце разрывалось на части, от осознания того, что это моя семья виновата в том, что Даша страдает.

— Получила бы, — донеслось до моего слуха.

— Ты упрямая, как ослица.

— А, ты… — девушка отнимает руки от лица и бьёт меня в плечо, — … ты кретин. С чего ты взял, что они не отдали бы мне деньги? — в ее голосе снова появились нотки противоборства, будто именно противостояние, заставляло девушки идти наперекор всему.

— Да потому что, крошка, — хмыкаю, — договор надо читать внимательно и то, что написано мелким шрифтом и под звездочкой в первую очередь.

— Я все прочла, — слезы на лице высохли в миг, она деловито расправляет плечи, а мне в этот момент, хочется дать ей хорошего отцовского ремня, да так, чтобы через задницу до головы дошло, то что она чуть не совершила в своей жизни самую большую глупость.

— Дашка, — качаю головой, — эти ребята, перевозят девочек через границу, а потом продают их в бордели.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍