Возможен, думаю, и учебник поэзии как самоучитель – для тех, кто решил попробовать себя в стихотворстве. В русской литературе традиции писать учебники для поэтов нет (хотя существуют сотни самоучителей для музыкантов, художников, актеров). Например, в Соединенных Штатах сегодня издаются десятки таких книг.

Любое самообразование, впрочем, имеет свои границы. Научиться отличать ямб от хорея можно и по книгам. Научиться писать нечто ямбом или хореем – тоже. Или уж сразу верлибром, чтобы не тратить время на скучные (для кого-то) силлаботонические «гаммы».

Но дальше – если начинающий сочинитель действительно серьезно относится к своим опытам – одних книг уже недостаточно.

«У меня растут года, / будет и семнадцать…»

Стихами в эти годы (плюс-минус два-три года) изливаются многие. Возраст, когда гораздо больше, чем это будет потом, тянет участвовать в спортивных играх, распевать песни и… писать стихи. Профессиональными спортсменами, певцами и поэтами – что тоже известно – из юных любителей становятся единицы.

Правда, за последние лет двадцать-тридцать место поэзии в русских молодежных субкультурах несколько изменилось. Чтение стихов – как правило, классики – окончательно выпало из ритуала ухаживания. Ушло и представление о неком «джентльменском наборе» той поэзии, с которой образованный человек должен быть хотя бы знаком. Резко сократилось само заучивание стихов – опять же, классики – наизусть.

Вряд ли стихов звучит, пишется и читается меньше. Современная молодежная культура сегодня более фрагментирована – более фрагментирована и молодежная поэзия. В субкультурах ее – количественно – более чем достаточно. Среди поклонников рока – рок-поэзии, у рэперов – рэп-поэзии, у любителей песен у костра – бардовской. И так далее.

Поэзия эта, большей частью, любительская.

В этом эпитете нет ничего уничижительного. Любительская поэзия была, есть и будет – пока «встречались» будет рифмоваться с «расстались». Или вообще ни с чем не рифмоваться, а просто бодро скандироваться со сцены или изливаться на монитор. Означает это только одно: любительская поэзия – феномен массового творчества, и как любое массовое творчество – она вторична: обкатывает уже готовые образцы. Неважно, взяты они из школьной программы по литературе или из эстрадных текстовок. Стихи, как правило, выступают здесь не в самостоятельной, а в подчиненной роли. Кладутся на музыку, предъявляются в виде некоего перформанса…

Это не значит, что сами по себе рок-поэзия или рэп-поэзия не могут стать материалом для поэта профессионального. Стихи Андрея Родионова и Анны Русс «вырастают» из рэпа, Дмитрия Быкова – во многом из бардовской песни, а Дмитрия Воденникова – из эстрадного шансона.

Но одно дело, когда материал массовой поэзии использует поэт профессиональный. Вдохновляется им, преодолевает его… Стихи, как помним, могут расти из всякого «сора». И другое – когда этот материал берется (сознательно, а чаще – нет) – за образец. И сор благополучно остается сором.

«Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я поэт…»

Юной Цветаевой повезло – ее стихотворные пробы заметил Эллис, друживший с ее отцом. Повезло юному Пушкину (дядя – поэт, дядин друг – Жуковский). Повезло гимназисту Мандельштаму, преподавателем литературы у которого оказался Владимир Гиппиус, и гимназисту Пастернаку, первые опыты которого поддержал его репетитор Сергей Дурылин.

Пусть Гиппиус или Дурылин – фигуры в литературе того времени даже не второго, а третьего ряда. Важно, чтобы рядом оказался кто-то из профессиональных литераторов. А оказавшись – либо «срезал», либо – одобрил и поддержал.

Поэтом и быть-то трудно, а становиться – тем более. Механизм этой поддержки выработан веками: старшие помогают младшим. Мастерство всегда передается из рук в руки. Хотя, конечно, не обязательно к мэтру ходить – можно просто книжки читать, общаться со сверстниками. Хотя лучше и то, и другое, и третье разом. Тут нет общих рецептов.

Стартовой площадкой может оказаться и лито, и форум в Липках, а то и просто заваленный рукописями редакционный кабинетик, вроде того, что был в «Новом мире» во времена Чухонцева, где вечно толклись стихотворцы всех возрастов (Алексей Алёхин, «Арион». 2007. № 3).

Рецептов действительно нет.

Лито, которые создавались в советское время при домах пионеров, домах культуры и некоторых вузах, тоже были разными. Некоторые были довольно известными. Лито при ленинградском Горном институте, которым в конце 50-х руководил Глеб Семёнов. Или студия «Луч» при МГУ, которую с 68-го бессменно возглавляет Игорь Волгин.

Сегодня лито (или семинары, или как еще они называются) – жанр, похоже, исчезающий[128]. Что-то, правда, есть… Ежегодный семинар прозы и поэзии при московском лицее № 1502, его ведут Дмитрий Веденяпин, Леонид Костюков и Алексей Кубрик. Лито при музее Горького в Казани (Алёна Каримова). При Белгородской государственной детской библиотеке (Валерий Черкесов).

Что-то интересное наверняка можно разыскать и еще (хорошо бы сделать отдельный обзор на эту тему). Литинститут и упомянутый «Липкинский» форум – тоже отдельный разговор, писать об этом сейчас не буду: тут уже начинается вопрос преподавательских методик.

Важны не столько конкретные формы и рецепты, сколько «доступ к литературной среде»[129] (естественно, профессиональной, а не любительской). Сама возможность общения «младших» и «старших» поэтов и менее «продвинутых» младших – с «более продвинутыми». Писать стихи можно научиться и самостоятельно; стать поэтом – только в общении с другими «всамделишными» поэтами. Было бы желание.

Мы дорожили личным, бытовым общением с мастерами, где крупицы опыта доставались нам как бы походя, но где учились мы и «образу поэта» – широте, открытости, способу проявления эмоций, обращению с людьми, щедрости…

Это из воспоминаний Давида Самойлова о временах его литературного дебюта (конец 1930-х), когда он ходил к Сельвинскому и Луконину.

Сегодня такой пиетет, похоже, ушел в прошлое. Есть «мастера», есть и желание учить, делиться опытом. Сложнее – с желанием учиться.

Происходит это, судя по всему, не только в поэзии.

Сегодняшние педагоги по актерскому мастерству в разных вузах говорят одно и то же: у молодых артистов исчез институт кумиров. Они не хотят никому подражать, у них в голове нет такого формата театра, которому они хотели бы следовать. Все они хотят делать свой собственный театр (Павел Руднев. «Октябрь». 2015. № 8).

Отсюда же рукой подать до фразы Евгения Ермолина, с которой я и начал очерк: о том, что теперь «каждый сам себе поэт».

В «Альтисте Данилове» Владимира Орлова (1980) было вскользь брошено о молодежи, «получившей телевизионное воспитание».

Недавно слышал – «человек, воспитанный айпадом». И иронии в этом не почувствовал.

Кто-то, возможно, сочтет это брюзжанием. Но недовольства или раздражения здесь