– Нет… Соня телефон матери не знает… да и есть ли он?.. А где живет – знает. Даже я знаю: Рига, улица Луны, 2. Я послал в Ригу телеграмму, а Соне посоветовал за Илоной съездить. И билеты один туда и два обратно сразу заказал, завтра вечером они вернутся. Соня перестанет там плакать, Илону соберет и сама соберется.

– Значит, надежды нет?

– Нет. День или два. Вряд ли три…

Потом Чанов снова оказался на Сретенке. Рыська, как и в первый раз, открыл не сразу, он продолжал разговаривать со всей Европой от Барселоны до Риги.

– Кое-что удалось. Завтра наши начнут съезжаться. Соня приедет с Илоной. И старая Марго… и Вилли… – Рыська всех называл просто по имени, чтоб не путаться со степенями родства.

Кузьма позвонил по мобильному Яньке, буркнул сестре, что сегодня не придет, и понял, что хочет есть. Он вскипятил чайник, сделал бутерброды с котлетами себе и Рыське. Он жевал холодные котлеты, приготовленные Магдой, запивал их сладким горячим чаем и слушал, как белокурый ангел разговаривал по-немецки и по-русски с потомками маленькой умирающей женщины, с которой Кузьма познакомился накануне утром. Последнему пан Рышард позвонил ксендзу, договорился, чтоб завтра утром пан Витольд пришел в больницу со святыми дарами и причастил Магду. Было далеко за полночь, когда Рыська освободился, окончательно повесил трубку и налил себе чаю. Напившись и съев бутерброд, он спросил:

– Вы видели Магду? Вас пустили?

– Да, она уже в палате. В сознании… Она говорила со мной.

Пан Рышард не стал спрашивать – о чем, помолчал с минуту, сонно хлопая вполне еще детскими глазами, сказал: «Спасибо и спокойной ночи!» и пошел спать. Чанов тоже почти сразу отправился в Сонину спальню, бросил на пол все ту же перину – не мог он лезть в альков без Сони, – рухнул на нее и уснул. Что происходило до следующего вечера, Чанов опять не помнил. Помнил только, что был все время чем-то занят. А вечером, узнав у Блюхера, во сколько и куда прилетают Соня и ее мама, поехал во Внуково встречать.

В аэропорту, в зале прилетов, когда объявили прибытие рейса из Риги, Кузьма стоял, вытянув шею среди полусотни встречающих. Он навсегда запомнил, как напряжена была шея, как он тянулся, пока не увидел Соню. Она шла одна, сунув руки в карманы своей шинели, и красные утиные лапки мотались на веревочках. «Господи, я ее люблю!» – только и успел подумать Кузьма, а она кого-то увидела в первом ряду встречающих. И этот кто-то большой схватил и обнял ее… Конечно, это был Блюхер! Чанов рванулся, напоролся на парапет и перемахнул чрез него… Но тут в Кузьму бульдожьей хваткой вцепился маленький мужчина в синей униформе.

– Паа-пра-шу… паа-пра-шууу… – повторял он металлическим голосом, как заведенный. Второй мужчина раздвинул секции заграждения и попытался засунуть провинившегося обратно за парапет. Как тупо, как по-идиотски врал Чанов! И как же ему не верили эти двое в синем!

– Блюхер! – крикнул наконец Кузьма.

И Блюхер оглянулся. Он что-то сказал Соне, и она, так и не разглядев, не узнав Кузьму, поплелась обратно навстречу толпе прибывших из Риги господ. Ее толкали! Чанов увидел, и от этого вовсе потеряв рассудок, попытался залепить своему стражнику в ухо. Тот увернулся и свистнул в свисток… А Соня все удалялась, все брела против потока, натыкаясь на чемоданы… Как будто она снова собирается улететь в Ригу… Она так и не оглянулась на Кузьму. «И слава Богу! – думал Кузьма. – Еще бы она это видела!..» Мужчины в синей форме дружно и успешно закручивали ему руки за спину.

Тут возник Блюхер. Совершенно спокойный, на голову выше окружающих.

– Минуточку, – сказал он и подсунул каждому из служивых какую-то книжечку прямо под нос. – Немедленно освободите нашего сотрудника.

– Товарищ полковник, он нарушааал! – пропел первый синий мундир.

– Мы при исполнении, мы по инструкции! – вторил ему на октаву ниже второй.

«Как в опере!» – подумал Кузьма.

– Вы не поняли? Это – наш сотрудник, – веско повторил Блюхер. – Товарищ Чанов, покажите им удостоверение.

– Так руки же у меня…

– Товарищи! – полковник Блюхер еще не разгневался, просто чуть потемнел лицом. – Вы срываете операцию. Не-мед-лен-но!.. – И он зыркнул на них так серьезно, что у товарищей руки сами вытянулись по швам. Даже Чанов поверил в легенду Блюхера, кто его знает, этого правнука командарма…

– Вы потеряли объект? – строго спросил Блюхер на этот раз у Кузьмы.

– Так вот же, Василий Василианович, – Чанов указал глазами на своих мучителей.

– За мной! – буркнул Блюхер, и, не оборачиваясь, полковник пошел сквозь авиапассажиров, глядя поверх голов вдаль, туда, где скрылась Соня Розенблюм. Кузьма следовал за ним. Объект нашелся в пустоватом зале выдачи багажа, где скрипели ленты фуникулеров, и на них, как дети на каруселях в провинциальном парке, молча и с важностью катались чемоданы и сумки. За ними внимательно и завороженно следили немногочисленные родители-пассажиры. Фуникулер рейса из Риги был уже пуст, если не считать одного длинного и плоского сундука, обмотанного серебристой упаковочной пленкой, он медленно плыл в направлении черного квадрата-окна или, точнее, люка, в который втекала лента. Две женщины провожали глазами его отплытие в мир иной, и видимо, уже не в первый раз. Одна женщина была Соня Розенблюм, а вторая, несомненно, ее мать. Они были очень друг на друга похожи, но и не похожи. Обе почти одного роста, с одинаково вытянутыми вперед шеями, чуть склоненными влево головами – они все же были дамами из разных миров. То есть дамой была только мать, а Соня – девочкой из приюта с болтающимися на тесемках перчатками. Мать при внимательном рассмотрении показалась бы тоже не самой благополучной дамой, но Чанов ее внимательно не рассматривал. Не мог, потому что смотрел на Соню, и ему казалось, что они с Соней расстались давным-давно, что это он бросил ее, и теперь готов умереть, только чтоб она посмотрела на него и помахала рукой. Чтоб узнала. Но она не смотрела и не узнавала.

Кузьма заметил, что стоит, в то время как Блюхер по-прежнему не быстро, не медленно, спокойно движется к намеченной цели. Чанов опомнился и зашагал за ним. Блюхер подошел к даме, она подала ему руку в перчатке, и он, совершенно непринужденно, склонился и как бы поцеловал ей руку, впрочем, не касаясь губами перчатки. Она что-то ему сказала, окинув холодноватым взглядом и улыбнувшись.

А Чанов, на полном ходу миновав даму, затормозил возле Сони, взял ее за плечи, глянул в глаза и поцеловал. Она не ожидала! Она никак его не ждала, не думала о нем, не знала – не помнила… Такой у нее был взгляд. Но что-то в ней все-таки дрогнуло. Кузьма же смотрел на Соню серыми своими, все твердеющими глазами, с каждым мгновением возвращая себе непрошибаемую, тупую уверенность, что она – его. И никуда не денется.

– А вот и Кузьма Андреевич, – услышал Чанов за своей спиной голос Блюхера и оглянулся. Блюхер приглашал познакомиться.