Информация по Трунову посыпалась лавиной, но никаких врачей не обнаруживалось. Покусав губы, Люша рубанула рукой и предприняла еще одну попытку, набрав в поисковике: врач Марты Гладкой. О здоровье миллиардерши обнаружилось еще больше статей. Два года назад Марта Матвеевна перенесла тяжелую операцию на горле (опять это горло, при чем, к чему?), не могла говорить более полугода. Оперировали ее в лучшей клинике города И., и старушка смогла избежать тяжелых последствий. Люша принялась листать фотографии. Когда она уже было смирилась с поражением, перед ней возник небольшой снимок, на котором Марта Матвеевна, улыбаясь, протягивала руку невысокому лысоватому мужчине с круглым конфузливым лицом. На мужчине были очки в тонкой золотой оправе и… красная бабочка! Люша открыла статью по ссылке над фотографией. Она была на английском. Шатова разозлилась, что снова, как и в предыдущих делах, ей бы пригодился язык, а она, лентяйка, никак не отправится на курсы. Впрочем, о значении слов clinician, therapist, homeopathy догадался бы и идиот. Попытавшись вчитаться в текст, Люша догадалась, что речь идет о готовности миллиардерши поддерживать гомеопатическую индустрию, которая ей помогла в восстановлении. И в этом ее стремлении она получает одобрение своего терапевта — Лиона Кацински.

Люша откинулась на спинку сиденья с чувством, что адский мрак этого вечера не рассеется никогда. Она с отчаянием осознала, что ни о каком избавлении от воли и диктата террористов говорить невозможно. Все люди в окружении миллиардерши — ВСЕ! — предали ее, став преступной группой безумцев. И потому смертельная опасность висит и над Ланой, и над Мартой. На этом террористы и будут играть, ставя, быть может, новые условия, попутно круша и убивая. А Лева Кацинский — наверняка выходец из России, находясь сейчас с Гладкой, становится ключевой фигурой в приведении страшного плана Грунова в исполнение.

Юлия решительно нажала на педаль газа. Когда она выбралась со двора на трассу, к дому Дедима подъехала легковая машина, за рулем которой сидел лейтенант ФСБ. Пассажир машины, Денис Димитриев, кивнув подбросившему его офицеру, хлопнул дверцей и стремительно прошел к своему подъезду.

Юлия добиралась с Ярцевской улицы, где проживали Димитриевы, до московской квартиры Марты Гладкой на Остоженке менее четверти часа. Ездить по Москве в воскресенье было одно удовольствие. Праздная столица ничем не напоминала город, в котором разворачивались трагические, уму непостижимые события. Театры доигрывали свои спектакли, рестораны и кафешки зазывали иллюминацией и искусительными запахами, подростки на бульварах дурачились и привлекали к себе внимание громкими криками и вызывающей возней. Кто-то выгуливал собак, кто-то — целовался. И все будто спешили насытиться свежим осенним вечером, на смену которому совсем скоро придет нескончаемая морось, давящее небо в траурной пелене облаков, короткие дни…

Зачем Юля ехала к дому миллиардерши, что хотела высмотреть — она и сама не знала. Ехала, чтобы не остаться наедине с собой, со своими мыслями, возможностью расслабиться. Ведь именно в такие минуты тоска и берет за глотку. От мужа известий не было. Влад не приходил в себя после операции. Дедим молчал. И потому Люша готова была ехать бесконечно долго, до тех пор, пока не взорвутся эти сводящее с ума молчание и неизвестность.

Конечно, новенькая высотка, где поселилась Гладкая, была огорожена массивным забором, за которым бдительно наблюдала охрана. Она была усилена отрядами МВД. В ближайшее время миллиардершу, отказавшуюся пожить в посольстве США, будут охранять как зеницу ока. «Ну вот и все!» — сказала Люша, откидываясь. Нужно ехать домой и ждать, ждать, ждать… Неизвестность и ожидание были ненавистны ей, нетерпеливой по натуре. В оцепенении она просидела довольно долго. К машине подошел человек в штатском и постучал в стекло.

— Ваши документы, — сказал он, протягивая Юлии корочку. Это был полицейский.

— Да-а, я уезжаю. Подруга так и не пришла на встречу, — сказала Люша, протягивая в окно паспорт. — Здесь нельзя стоять?

— Сегодня — нет, — ответил страж, внимательно изучив документ сыщицы.

Юлия тронулась. Отъехав, она посмотрела в стекло заднего вида и непроизвольно притормозила. Из ворот высотки выезжала большая серебристая машина. Когда она поравнялась с Люшей, сыщица увидела за рулем лысоватого человека в золотых очках, который напряженно говорил по странному мобильному телефону — довольно громоздкому.

«Лион Кацински!» — чуть на вскрикнула Шатова. Сердце бешено застучало, кровь отлила и снова бросилась в лицо. Люша будто в полусне нажала на газ и поехала за машиной. Та свернула вправо, к набережной, проехала мимо храма Христа Спасителя и рванула вперед. Сыщица вдавила педаль в пол, но тут ее ослепили огни джипа, который впритык шел за сыщицей, возникнув словно из-под земли. Люша постаралась оторваться, но в этот момент черная громада коснулась ее машины — раздался отвратительный скрежет железа. Люша дернулась в правый ряд и замерла на светофоре, включив «аварийку». Когда загорелся зеленый, джип объехал ее и вместе с другими машинами проследовал далее. Юлия заставила себя выждать несколько минут, не обращая внимания на сигналы спешащих раздраженных водителей, объезжавших «блондинку». Выключив «аварийку», Юля неторопливо двинулась вперед. На том месте, где с набережной шел поворот к Таганке, Юля, похолодев, увидела чертов джип, приткнувшийся за светофором к тротуару набережной. Он явно поджидал непокорную тетку, вздумавшую влезть не в свою игру. Шатова рванула влево, уходя по загоревшейся зеленой стрелке к Николоямской улице. Она пулей пролетела до светофора на пересечении с Садовым кольцом. Посмотрев в зеркало, мысленно перекрестилась: джип отстал. «И куда теперь?» — судорожно соображала женщина. Чутье подсказывало ей, что домой ехать теперь небезопасно. «Квартира покойной свекрови! Это же прямая дорога до шоссе Энтузиастов!» — осенило ее.

Люша первая рванула со светофора, вспомнив ребяческие выходки мужа, который стремился первым газануть и считал это большим достижением. «Какие мы молодцы, что оставили ключи надежной консьержке и квартиру не сдали. Какие молодцы!» — думала Шатова, обгоняя машины, как заправский гонщик. Ее новенькое купе слушалось безукоризненно. «Жаль только, зад ему покорежили», — вздохнула Люша и тут, глянув машинально в зеркало, увидела… знакомый джип, стоящий в соседнем ряду. Липкий ледяной ужас пополз по спине. Никогда раньше Люша не чувствовала, что ужас — понятие осязаемое. Сродни мерзкой речной тине, вяжущей ноги, тянущей вниз. Или липкой огромной медузе, распластавшейся на теле. Когда сын Котька был маленьким, она не могла его загнать в Ялте в море — так он боялся медуз и приговаривал: «Они ужасные, ужасные…» Да, ОНИ ужасные. Люди, которые приговорили Юлию Шатову — бесстрашную, глупую, смышленую и… обреченную. Она рванула с этого светофора так, что колеса заверещали, будто им причинили смертельную боль и нанесли непростительную обиду. Преследователи не отставали, но и не пытались атаковать. Видимо, присматривали более подходящее место. Им не нужно больше пугать или предупреждать свою жертву. Им требуется ее ликвидировать. А это на бойкой трассе сделать «тихомирно», не привлекая внимания, трудновато. Люша прекрасно понимала замысел этих упырей и напряженно думала, как она могла бы, выиграв несколько минут, обмануть их. Но ей ужасно мешал рулить и соображать телефон, который надрывался, брошенный на соседнее сиденье. Люша скосила глаза и впервые за этот день почувствовала облегчение. Это был Дедим! Дед им!