Интересно, каково это – присутствовать при рождении песни-истории?

– Да, выдумай что-нибудь! – взволнованно попросила я и сильно захлопала хвостом по земле. – Выдумай что-нибудь!

– Хорошо, – сказал Макс и замолчал.

– Ну давай же, давай!

– Вы с Лилли легко сошлись бы.

– Почему это?

– Вы обе – одинаково нетерпеливые.

– Ну же, рассказывай! – сказала я еще требовательнее, потому что мне не понравилось, что меня сравнивают с человеческим детенышем, а также потому, что мне хотелось обязательно услышать песню.

– Я расскажу тебе историю…

– Нет, спой! Это люди рассказывают истории, а собаки их поют!

– Ну хорошо, – согласился Макс, – я спою тебе балладу…

– А что такое баллада?

– Это песня.

– Ну так и скажи, что споешь песню.

– Я спою тебе балладу о Максе и Орхидее.

– А что такое Орхидея?

– Это самый красивый из всех цветов, какие только есть на белом свете. Так говорит хозяйка.

– Ты поешь о себе и о цветке? – не поняла я.

– И об их детенышах, – добавил он.

При этом было совсем не похоже, что он хочет пошутить или просто рассказать что-нибудь непонятное.

– Ты зачал детенышей с цветком?

Я представила себе цветы с собачьими головами и даже вся встряхнулась. Однако когда я уже собиралась сказать, что мне совсем не хочется слушать балладу о об этих странных существах, Макс прошептал:

– Я имею в виду тебя.

– Меня?

…Его голос звучал совсем не мелодично. Настолько немелодично, что я едва не рассмеялась. Однако его голос удивительно вибрировал в моем животе.

Мне захотелось залаять: «Никакой ты не обыкновенный! И никакая не дворняга!» Однако я молчала и продолжала слушать.

Он его и в самом деле не находил.

Какой еще красоты?

– Он ее не любил? – обиженно спросила я.

– Нет, он любил ее только в тех снах.

– Только в тех снах, – грустно повторила я.

– Что? Что ему пришлось осознать? Спой об этом. Спой!

– Она была… прекрасной в жизни?

– Да, пришлось.

– Даже и в этой жизни? – Да.

– Он уже больше не хотел к Лилли?

– Хотел, но еще больше он хотел быть рядом с Орхидеей.

– Возле водопада…

Как замечательно это, видимо, было. Как замечательно это могло бы быть.

Детеныши .

– Фиона?

– Мне хотелось, чтобы одну из наших дочерей звали так же, как мою умершую подружку.

– Значит, ее зовут Фиона.

– От счастья? – От счастья.

Он перестал петь и посмотрел на меня. Тогда я сама стала сочинять следующую строфу:

Теперь я, наконец, смогла это сказать. А точнее, спеть.

– Ты тоже меня любишь? – настороженно спросил Макс.

– Да, люблю. Но совсем не потому, что такова наша судьба.

– Тогда почему?

– Потому что так велит мне мое сердце.

Мы продолжали лежать на солнце, но сильнее его лучей меня согревало ощущение счастья. Я впервые осознала, зачем я живу в этом мире. На белый свет рождаются не только ради того, чтобы выживать. Не только ради того, чтобы питаться и защищаться от непогоды. Нет, на свет рождаются, чтобы жить. Да, жить. Найти кого-то, кто может дать тебе возможность почувствовать, что ты живешь.

Я хотела было снова потереться своим носом о нос Макса, но тут вдруг муравьи, муравейник которых находился на расстоянии в пару собачьих туловищ от ручья, дружно побежали в нашу сторону. А еще в нашу сторону поползли пауки. Вскоре после этого птицы, летевшие на юг и присевшие отдохнуть на ветках, покинули свои ветки и полетели… обратно на север?

Мы с Максом встревожились.

Юный самец косули пробежал между деревьями и стал в панике метаться вдоль ручья, пока не нашел узкое место, в котором он мог через него перепрыгнуть. Вслед за ним устремились бабочки. Две большие птицы – видимо, те, которые издавали ночью низкие звуки, – пролетели над нами в том же направлении.

Нас невольно охватило желание последовать примеру других живых существ и дать отсюда деру. Я попыталась учуять, какая опасность вдруг стала нам угрожать. Опасность эта была, видимо, серьезной. Однако первым ее распознал Макс: