под присмотром монахов в комнаты, чтобы он не «осквернил свой взгляд недостойными видами». Да и во время домашних пиров в доме Сканда его сразу отправляли из атриума, стоило танцорам выйти в круг неглиже.

И при этом, в семьях плебса детей продавали в бордели именно в таком юном возрасте и это никого не смущало. Лекс уже год бился как рыба об лед, чтобы принять в Сенате закон о недопустимости детской проституции, но ребенком человека переставали считать, как только у него случалась первая линька. А малый возраст никогда не был помехой для того, чтобы маленький человек сам себе зарабатывал на кусок хлеба и помогал семье*. Но Лекс доказывал всем, что одно дело – работа в помощь семье, а другое дело – проституция. Ведь брак разрешался только после второй линьки, и нельзя сравнивать чистку рыбы и вымешивание глины с продажей собственного тела. Но все взрослые только непонимающе морщили свои носы. Ведь речь не идет о длительных отношениях, а работа есть работа, и если человек больше ни на что не способен, то почему он должен висеть камнем на шее родителей? Ну, а когда речь заходила о малолетних рабах, то здесь все становились глухи и слепы, раб – это вещь, и должен исполнять то, что велел хозяин.

Ламиля учили петь и танцевать, песни были, скорее, романтическими балладами, а в танцах он извивался как лоза, а вернее, в этом мире говорили «как змейка». Лекс, если и танцевал, то делал это всегда не только пластично, но и эротично, а Ламиль, скорее, демонстрировал гибкость и чувство ритма. Но в любом случае, Ламиль показывал грацию и отточенность движений профессионального танцора, и Лекс им сейчас очень гордился.

И только взглянув случайно на брата, Лекс увидел ошарашенное выражение на его всегда надменном лице, а стоило заглянуть в чашу, и стало заметно, как снизу «бьет источник» и вода прибывает с каждой минутой. Лекс посмотрел на растерянного мужа, он, похоже, пытался осознать, как колодцы в храме относятся к чаше, которая стоит отдельно от храма и, причем, на достаточном отдалении. Надо будет просветить мужа в принципе действия сообщающихся сосудов и, наконец, сделать в империи фонтан со струей воды, бьющей вверх. Вот вернутся с войны и сделают в честь победы над колдунами очередное диво для народа.

- Водичка! - обрадовался Ламиль, закончив выступление, и свесившись с края, дотянулся до воды. Пошлепал по поверхности и, зачерпнув горстью, напился, - вкусная водичка! Я рад, что богам понравилось, как я танцую. Может, спеть им, пока чаша наполняется?

Монахи принесли подушки для гостей и все расположились в тенечке, а потом Ламиль взял лиру и, начав щипать струны, запел детским голосом о страданиях в любви. На слух Лекса это звучало скорее комично, чем трагично, но опять-таки, глянув на брата, он заметил как у того заломились брови и в глазах стоят слезы, тут, похоже, скорее не столько важен возраст певца, сколько слова, которые он исполняет. Вон Сканд, похоже, тоже впечатлился и растерянно помаргивает, глядя на Звезду. Ну да, это и понятно. Ламиль до этого момента не выступал публично, а днем, когда Титус учил его петь и красиво декламировать длинные тексты, объясняя принцип мнемоники, муж носился по городу или размахивал мечом в казарме.

- Как я рад, что мой любимый Ламиль так хорошо образован! - Чаречаши поймал ближайшего монаха и трубно высморкался в его одежду, - я даже не ожидал, что ребенок в таком малом возрасте так изысканно танцует и знает такие красивые песни! Вот ты, Лекс, например, в его возрасте мог только визжать, швырять вещи, закатывать истерики и переодеваться по десять раз на день! А мой любимый Ламиль прекрасно образован и уже сейчас ведет себя, как образец, достойный подражания! Это прекрасно, что именно тебе поручили образование моего будущего супруга, уж ты-то знаешь, что именно ему надо знать и уметь.

Лекс промолчал, что Ламиль, кроме этого, уже знает счет, и Титус с Тиро брали его с собой на рынок, чтобы он увидел, как именно в дом попадают продукты, вещи и рабы. А потом Титус объяснял ребенку, как важно младшему супругу контролировать и траты на содержание дома, и наличность, доступную к тратам старшему мужу. Да, Лекс научил Ламиля арифметике, но начальные знания по ведению хозяйства Ламиль получил именно от Титуса.

И, кроме того, вдовый аристократ стал своего рода наставником для Ламиля в деле кокетства и обольщения. У Ламиля и раньше был к подобному настоящий талант, но теперь они с Титусом могли сутками крутиться возле зеркал, перебирая наряды и украшения из шкатулки Ламиля, Титуса, а иногда и Лекса: когда тому надо было слинять из дома, но при этом не опасаться, что Ламиль начнет скучать и переживать, проще было отдать на растерзание собственные украшения. Двое младших могли часами терпеть, пока им укладывали прически, перевязывали их ленточками и украшениями, потом они наряжались и манерно прогуливались по атриуму, обсуждая наряды друг друга, и как драгоценности подходят под ту или иную прическу и сочетаются между собой и нарядами.

Лекс никогда не понимал подобного времяпрепровождения, но теперь, видя, как Ламиль весьма умело флиртует, причем не манерно кривляясь, как раньше, а именно соблазняя взглядом и едва заметными жестами, будь у Лекса шляпа, он бы снял ее перед Титусом. Это ж надо! Не детское заигрывание, а настоящая психологическая атака на самца всеми вербальными и невербальными манками. Пришлось хлестнуть Чаречаши стеком поперек морды и прикрикнуть:

- Слюни подобрал!! - Лекс увидел осоловелый взгляд эмира и пояснил, - он еще и одного раза не перелинял! Только распусти руки до его второй линьки, я тебя кастрирую тупым ржавым ножом! И ты свои яйца сам сожрешь, сырыми и без соли!

- Ты что! - Чаречаши просветлел взглядом и отпрянул в сторону, - я никогда! И сам ни-ни, и других не подпущу! - а потом тяжко вздохнул и мечтательно шмыгнул носом, - но каков цветочек! И вот как теперь его дождаться?

- Ламиль, посмотри в чашу, может, тебе хватит воды? - Лекс устало повел плечами, - пошли домой, завтра после обеда отправляемся в поход, надо отдохнуть перед дорогой!

Ламиль заглянул в чашу, заметив, что воды уже больше половины, милостиво сообщил, что, пожалуй, действительно хватит, и вернул монахам их лиру, не забыв помахать им ресничками, как бы между прочим. Чаречаши сразу заявил, что поскольку сегодня последняя ночь,