– Даже такие, как ты?

– Даже такие, как я. Девчонка молода – это немаловажно, особенно для шестидесятилетнего мужчины. И вообще, ты заметил, какая она странная? У нее же взгляд шальной. Может быть, она Сережу приворожила, эта чертова оборванка?!

Тим скептически хмыкнул. Если с первым утверждением он еще мог согласиться, то со вторым никак. На роковую женщину Олимпиада Витальевна Мартьянова не тянула, даже принимая во внимание шальной взгляд.

– Не веришь? – Марина поморщилась.

– Честно говоря, не очень.

– Тогда что делать с тем обстоятельством, что в моей… – она запнулась, – что в нашей квартире обитает эта проходимка?

– Я уже сказал, что собираюсь делать. Собираюсь решать проблему миром.

– Что-то мне подсказывает, что миром не получится. Она не так проста, как кажется. Кстати, ты в курсе, что на квартиру зарится еще и Николай?

– Дядюшка? – Тим удивленно нахмурился.

– Да, у него тоже, понимаешь ли, случился приступ ностальгии, – Марина саркастически улыбнулась, загасила недокуренную сигарету.

– Удивительно, – Тим поскреб подбородок.

– Вот именно, удивительно! Интересно будет посмотреть, как ты станешь решать вопрос в условиях такой конкуренции.

– Что-нибудь придумаю, – отмахнулся Тим. Рассказывать о том, что половина квартиры уже и так принадлежит ему, он не собирался. Еще не время.

– Да, ты действительно изменился, – Марина посмотрела на него с уважением, кокетливо поправила сползшую бретельку платья. – Ты стал похож на своего отца. Такой же решительный, упрямый и опасный. Мне даже становится страшно, Тима, – она погладила его по руке.

– Тебе не нужно меня бояться, – Тим сжал тонкие пальцы. Марина едва заметно поморщилась, но руку не убрала.

– Где ты остановился? – спросила, глядя прямо ему в глаза.

– В гостинице, – соврал он.

– В гостинице, наверное, неуютно.

– Это очень хорошая гостиница.

– Тебе повезло. А у меня дома так одиноко…

Тим понимал, о чем она. Они оба понимали. Одинокая женщина, неженатый мужчина. У них нет никаких обязательств, они оба свободны. Так почему бы не скрасить друг другу одиночество?

Идея была привлекательной, настолько привлекательной, что Тим едва не согласился, но в самый последний момент, когда в синих глазах Марины уже зажегся огонек триумфа, передумал. Конечно, Марина по-прежнему очень красивая женщина. Красивая и сексуальная. Но он приехал в Москву не за тем. Сначала нужно понять, что хотел сказать ему отец, а уж потом идти на поводу у собственных слабостей. Как говаривал Коляныч, нельзя смешивать бизнес и удовольствия. Приглашением Марины можно будет воспользоваться и позже, если, конечно, она захочет. Жизненный опыт подсказывал, что она согласится. Не из-за бесполезной романтики, а просто затем, чтобы посмотреть, как карта ляжет. Марина всегда принимала сторону сильнейшего, а его ставки в этой игре высоки.

– Марина, – он с сожалением покачал головой, – увы, на сегодня у меня назначена еще одна очень важная встреча.

Она понимающе улыбнулась. Все-таки приятно иметь дело с умной женщиной. Никаких тебе вопросов, никаких упреков и обид. Может быть, и в самом деле взять ее с собой в Дакар, когда все закончится?..

* * *

Липа была зла и напугана. Зла оттого, что не понимала, как отключилась, оттого, что проспала целый день и проснулась только вечером. А напугана потому, что причину своего странного состояния видела в Тимофее Чернове. Это он сделал с ней что-то… что-то неправильное. Последнее, что Липа помнила, это адская головная боль и тяжелые ладони на своем затылке. Чернов велел ей расслабиться, и она расслабилась. Да так, что провела в отключке весь день. Вон, за окнами уже темно. У нее было множество планов, и все они пошли псу под хвост из-за странного соседа…

Липа придирчиво осмотрела свою одежду, но никаких следов поползновений на свою честь не нашла. И на том спасибо, а то мало ли что может выкинуть бывший уголовник?..

На колени запрыгнула кошка Машка, принялась тереться тощим боком, выпрашивать угощение.

– Пойдем уж, обжора. – Липа взяла кошку на руки, прошлепала на кухню, насыпала в плошку сухого корма. – Вот, ешь.

Машка понюхала корм, возмущенно фыркнула, потрусила к холодильнику.

– Что? – строго спросила Липа.

Машка переступила с лапы на лапу, требовательно мяукнула. Липа распахнула холодильник, придирчиво изучила его содержимое. По всему выходило, что ничего, принадлежащего ей, в холодильнике не было. Только начатый пакет молока да огрызок сыра.

– Молока хочешь? – спросила она кошку.

Кошка молока не хотела. Кошка хотела ветчины. Той самой, которую утром приволок Чернов. Липа тяжело вздохнула, воровато покосилась на дверь, достала ветчину из холодильника.

– Сам виноват, – проворчала, отрезая от большущего куска тоненький ломтик.

Кошка Машка нетерпеливо выплясывала у ее ног и оглашала кухню громким урчанием.

Ветчина пахла одуряюще вкусно, рот моментально наполнился слюной. Она ничего не ела с самого утра, в холодильнике нет ни одного продукта, принадлежащего ей, а ближайшие магазины уже закрыты.

– Сам виноват, – повторила Липа и отрезала кусок побольше, теперь уже для себя.

В хлебнице лежали роскошные французские булки и кусок черствого хлеба. Рука сама потянулась к булке, но тут уж Липа не дала себе слабины, мужественно выбрала хлеб.

Чайник вскипел за пару минут. Все это время девушка боролась с невыносимым желанием слопать бутерброд всухомятку: так сильно хотелось есть.

Бутерброд оказался сказочно вкусным, ветчина таяла во рту. Даже факт, что она ворованная, не мог испортить Липе аппетит. Девушка съела все до последней крошки, немного походила в терзаниях вокруг холодильника, решилась – отрезала себе еще. Ничего страшного, Чернов ведь сам предлагал разделить с ним трапезу. И вообще, она не ворует, а берет в долг. Завтра же купит точно такую же ветчину и положит в холодильник. Эти благие намерения и урчание сытого желудка успокоили Липу окончательно. Она только сейчас поняла, что чувствует себя просто замечательно. И голова не болит, и спать не хочется, и мысли такие ясные и складные, и энергия бьет через край, требует выхода. Липа посмотрела на часы – десять вечера, поздновато для уборки, но в виде исключения…

В порыве энтузиазма она убрала всю квартиру, даже кабинет и детскую, в качестве компенсации за съеденную ветчину. Вряд ли сосед заметит ее старания, но на совести все равно полегчало.

После генеральной уборки захотелось и самой вымыться, да не торопливо, под душем, а полежать в ванне, понаслаждаться горячей водой и ароматной пеной. Давно она о себе не заботилась, все как-то не до того было. Липа опустилась в воду, прикрыла глаза.