– У вас есть и другие пассажиры?

– Да. Помощник мастера Деломаса Лем Вайл с телохранителем. – Капитан вернул мне письмо и посмотрел на мою спутницу. – Позвольте поинтересоваться, милая дама, как вас зовут?

– Я – Абрина. На моей родине, в долине омергунтов, меня называют Абрина-Топор.

Капитан посмотрел на инструмент, который чудесная великанша сжимала в руках.

– Вы позволите? – вежливо осведомился он.

Девушка улыбнулась и протянула ему топор. Когда капитан перехватил его рукоятку, она выпустила ее из рук. Это стало явным испытанием для Абзу. Хотя капитан тем самым добровольно обрек себя на то, чтобы провести остаток жизни затянутым в бандаж из парусины, все-таки он удержал топор в руках. Лицо его покраснело, и он уважительно кивнул на лезвие топора:

– Тяжелый!

– Я сама выковала его в отцовской кузнице, – с гордостью сообщила великанша.

– Можете взять его обратно. – Когда Абрина освободила Абзу от столь тяжкой ноши, тот снял фуражку и вытер ладонью вспотевший лоб. – Я с интересом понаблюдал бы за тем, как вы размахиваете этой штукой. Красивое, надо полагать, зрелище.

– Буду рада доставить вам удовольствие, капитан Абзу.

– Я могу сделать что-нибудь для вас, чтобы вы более уютно чувствовали себя на борту моего корабля?

– Конечно. Мне с трудом удается протиснуться в двери, да и потолки слишком низкие. Кровати такие узкие и короткие, что на них невозможно спать.

Капитан досадливо сморщился.

– Вы неправильно говорите, сударыня. Надо говорить люки, а не двери, и койки – а не кровати.

– Извините меня, капитан. Ваши люки слишком узки, а койки слишком коротки.

Капитан Абзу усмехнулся и сказал, обращаясь к Лантусу:

– Как только мы обогнем форт Чара, пусть несколько ребят оборудуют даме под жилье переднюю часть трюма. Выскоблите там все так, чтобы пахло как в настоящем лесу. Люк на палубу сделать высотой двенадцать футов, а койку размером двенадцать на пять футов!

– Есть, капитан!

Капитан снова посмотрел на Абрину.

– Если вам еще что-нибудь понадобится, пожалуйста, дайте мне знать.

После этого он вернулся к своим обычным обязанностям. Когда я обернулся к Абрине, мне показалось, что я успел заметить на ее лице тень улыбки.

Вечером, когда наш корабль обогнул мыс Непри и вышел в пролив Чары, я стоял в одиночестве на носу судна, слушая, как трудятся плотники, завершая работу по устройству жилища моей рослой спутницы. Я обратил взгляд на восток, на бесконечную гладь океана Илана, названного так в честь отца всех океанов. Прежде чем снова увидеть сушу, нам предстоит преодолеть более пяти тысяч миль водного пространства. Невысокие волны моря Чара превращаются далее в водяные валы могучего Илана. Проливы Чара получили свое название по имени древней итканской богини моря, покровительницы тех, кто опускался на дно, чтобы сразиться с морскими чудовищами. Меня поразило то, что воспринимаемое при дневном свете и на суше как явное суеверие, посреди океана, в ночной тьме, становится разумной теорией.

Поскольку это было мое первое морское путешествие, то меня крайне беспокоил вопрос о неизбежном наступлении морской болезни. Я был приятно удивлен, выяснив, что, хотя меня слегка мучила изжога, по крайней мере этот опыт не должен был обойтись мне ценой моих обедов. Однако в том, что это должно чего-то мне стоить, я не сомневался.

Желудок мой скрутило узлом, небо потемнело, океанская вода почти не отличалась от него по цвету, а корабль наш следовал прямым курсом во мрак неизвестности. В сохранении собственной жизни я привык полагаться исключительно на самого себя. Теперь же моя безопасность зависела от чести капитана Абзу и умений его команды, а также от надежности самого «Шелкового призрака». Когда я задумался о размерах Илана, великолепный корабль капитана Абзу показался мне жалкой скорлупкой по сравнению с безбрежным океаном. Его подчиненные, в свою очередь, показались мне сборищем бездарных пиратов-неумех.

– Если ты будешь и дальше поддаваться страху, Корвас, то можешь сделаться вдобавок ко всему одержимым демоном, – раздался чей-то голос.

Я резко обернулся, но так никого и не увидел. Затем, напрягая зрение, оглядел окутанную ночной тьмой палубу и сооруженную плотниками постройку, призванную служить своеобразным навесом над жилищем Абрины, и увидел там какой-то силуэт. Луна, скрытая облаками, не отбрасывала никаких теней.

– Синдия, это ты? Нантерия? – Я всматривался в таинственную тень, необычность которой заключалась в том, что корабль безостановочно двигался вперед. – Ведь это ты, богиня дыма и тени? Или это у меня приступ морской болезни и мне мерещится то, чего на самом деле нет?

– Сколько же раз, Корвас, тебе нужно показать континент, который разламывается пополам?

– Ба! – Я обратил лицо к морю. – Да ведь я разговариваю с тенью! – Поскольку море не ответило мне, я снова повернулся к тени на палубе. Она никуда не исчезла. – Почему ты молчишь?

– Ты ведь хотел тишины.

– Это просто какое-то безумие! Я... откуда мне знать, что это не видение, не мираж? Я несколько дней подряд почти совсем не спал. Все это могло мне привидеться, как в горячечном бреду!

– Может, и так. Или ты мог увидеть мою тень и слышать мои слова.

На какой-то миг я ощутил вспышку раздражения к говорящей тени, затем задал вопрос, который с самого начала хотела услышать от меня богиня.

– Что ты хотела сказать, говоря о каком-то там демоне? Я когда-то знал человека, за которым неотвязно следовало одно из таких невидимых созданий. Он жаловался, что оно его постоянно всячески обзывало и высмеивало. Сам я не верю в демонов. Я убежден, что это была его собственная совесть.

Тень рассмеялась.

– А мне казалось, Корвас, что ты веришь в маленьких злокозненных духов!

Внезапно похолодало, и, чтобы уберечься от промозглого океанского воздуха, я поплотнее закутался в свое одеяние.

– Пожалуй что верю. Но у меня нет никакого собственного демона. Я вообще никогда не видел никаких демонов.

– У тебя есть твой собственный маленький злокозненный дух, Корвас. Имя ему – страх. Из-за него люди становятся такими же одержимыми, более одержимыми, чем от какого-нибудь демона. Страх порабощает человека сильнее любого рабовладельца.

Я почувствовал, как во мне закипает гнев.

– Когда необходимо, я отдаю свой страх божественной шкатулке.

– Нет, Корвас. Тебе еще предстоит отдать свой страх божественной шкатулке.

– Скажи мне, тень, а что же я еще, по-твоему, делаю?

– Когда страх становится невыносимым, ты отдаешь ей лишь малую частичку твоего страха. А при первой же подвернувшейся возможности снова забираешь его обратно.