Лайза со Стивом, сидевшие сзади, за всю дорогу не сказали и десятка слов. Верный признак того, что Лайза нервничает. Она немного напугана и растеряна одновременно, а в таком состоянии ее всегдашняя говорливость сменяется немотой. Стив же по природе молчун. Если он видит, что жена не в духе, обычно воздерживается от монологов и даже от коротких реплик. Сегодня же он нервничает не меньше Лайзы. Переминает зубами жвачку и глазеет на бедный пейзаж: занесенное снегом поле и хмурый лес.

Когда Радченко посигналил, из калитки, проделанной в железных воротах, появился мужик в ватнике, подпоясанном солдатским ремнем со звездой на пряжке. Поплевав на ладонь, он пригладил стоявшие дыбом пегие волосы, подошел к машине и долго выспрашивал, к кому приехали и за какой такой надобностью. Завязался длинный бестолковый спор, из которого стало понятно, что сегодня в детдоме банный день, воспитанники моются. Приезжать в такие дни не положено по инструкции. В споре победил адвокат, показавший какую-то бумажку с казенной печатью и подписью чиновника из Калуги. Человек в ватнике размотал ржавую цепь, открыл замок, разрешив заехать на территорию приюта.

Падал снежок, подморозило. Джейн вышла из машины, подняв голову, посмотрела на окна старого бревенчатого дома. Десятки детских лиц облепили оконные стекла, сотни глаз ловили каждое движение, каждый вздох приезжих. И, наверное, в каждом детском сердце жил вопрос: а вдруг это ко мне, вдруг за мной?

Джейн сделалось неловко за шикарный золотистый «Мерседес» Радченко, который он позаимствовал в своей адвокатской конторе. Неловко за его длинное, вызывающе богатое пальто, подбитое норковым мехом. Это пальто Дима надевал, чтобы пускать пыль в глаза начальникам. И представительская машина служила для тех же целей. Чтобы любой хмырь без слов понимал: он имеет дело с влиятельным человеком.

И все равно… Под детскими взглядами неловко за своих друзей. И за себя, хорошо одетую, сытую, довольную жизнью. Джейн подняла воротник. Радченко прошел вперед, с неожиданным проворством взлетел на высокое крыльцо и, распахнув дверь, пропустил вперед спутников.

Джейн хорошо запомнила длинный пустой коридор, куда детишкам разрешалось выходить только на общее построение перед завтраком и ужином. Запомнила мужчину в сером костюме, который вышел навстречу гостям. Радченко сунул ему под нос все ту же бумажку с печатью, и властный громовой голос директора приюта сделался мягче. Он провел незваных гостей за собой в просторный кабинет на втором этаже, усадил на жесткие стулья у стены.

– Меня зовут Иваном Павловичем Потаповым. – Мужчина, улыбаясь, по очереди протянул гостям свою крепкую руку. – Вам, наверное, сказали… Ах, еще не сказали… У нас так всегда, о главном – в последнюю очередь.

Выяснилось, что Потапов сменил на этой должности Раису Измайлову, которая была слишком либеральна с детьми и, говоря по совести, еще молода для такой ответственной работы. Сам Потапов любит детей, он двумя руками за ласку, за нежность и всякую такую лирику. Ему эта любовь по должности положена. Но этот контингент понимает и уважает только грубую физическую силу. Ну, может быть, воспитателю не помешает еще и пара мозговых извилин. Впрочем, можно обойтись и без этой роскоши. Короче, тут нужен человек твердый и волевой, чтобы воспитанников вот так держали. Потапов, упав в скрипучее кресло, выставил вперед заросший рыжеватыми волосками кулак.

– Понимаете, о чем я? Это только на бумаге написано, будто наш контингент – сплошные инвалиды. Немощные, нетрудоспособные… Когда эти мальчики и девочки приткнут вас ножом в подворотне или вытащат кошелек, вы не обижайтесь. Какой спрос с калек? – ЇДовольный собственным остроумием, он расхохотался.

Радченко закивал головой, а Лайза со Стивом, не понимая, о чем речь, молча переглядывались. Джейн, повернувшись к Лайзе, сидевшей рядом, переводила слова заведующего, стараясь пропускать своеобразный юмор.

Закончив вступление, Потапов сказал, что история с Колей Степановым ему хорошо известна и уже порядком надоела. Усыновители из Америки собрали необходимый пакет документов, обошли все инстанции. Но порядок есть порядок. В ближайшее время будет повторно собрана медицинская комиссия, и если врачи определят у мальчика инвалидность первой группы, формальных поводов для отказа в усыновлении нет. Состоится суд, который наверняка вынесет решение в пользу приемных родителей… И скатертью дорога.

Радченко перебил директора и объяснил, что Лайза и Стив хотят повидать мальчика. Собственно, это и есть истинная цель сегодняшнего визита, все остальное – позже. Следом за Потаповым снова спустились на первый этаж. Коридор, как и прежде, оказался пустым, только посередине него стоял мальчик, на вид лет шести. Вытянутое лицо, коротко стриженный, худенький и низкорослый. Он был одет в застиранные штаны на резинке, которые едва доставали до щиколоток, и рубашку с длинными рукавами. Левый рукав завязан узлом посередине.

Заведующий повертел головой, словно хотел увидеть няньку и спросить, отчего происходит вопиющее безобразие: ребенок один в коридоре. А Лайза выронила из рук сумочку и помчалась к мальчику. Тот побежал ей навстречу. Когда Лайза наклонилась, Коля обхватил рукой ее плечи и крепко прижался грудью. Стив поднял с пола сумку жены, в нерешительности постоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная, что сейчас делать, потом медленно подошел к Лайзе и ребенку, присел на корточки и поцеловал Колю в щеку.

Когда ехали обратно, в машине царило молчание. Сердце Джейн сжимал железный обруч. И Стив выглядел грустным и каким-то отрешенным, молча смотрел в окно и вздыхал. Лайза плакала.

– Все будет хорошо, – неожиданно произнес Стив, но в голосе не чувствовалось уверенности. – Все должно кончиться хорошо.

– Только так, – сквозь пелену слез улыбнулась Джейн. – И никак иначе.

Напольные часы пробили дважды, в комнате установилась тишина. Девяткин смотрел в темное окно и думал, что скоро наступят предрассветные сумерки, но он не увидит рассвета, если не справится с замком наручников. Руки, лежавшие на коленях, были спрятаны под складками скатерти, и теперь, загнув заколку брошки крючком, он пальцами правой руки пытался вставить этот крючок в левый замок наручников.

Прежде Девяткин был уверен, что легко откроет любую запертую дверь, сладит даже с сейфовым замком, однако этот крошечный замочек не хотел поддаваться. Крючок вошел в щель замка, зацепился за втулку и соскользнул с нее. Девяткин снова проделал те же манипуляции, но на этот раз крючок обломился. Значит, придется снова гнуть заколку и пытаться попасть крючком в замок наручников. Для этого потребуется как минимум минут пять. Слишком долго.

Лихно, словно угадав его мысли, мельком взглянул на часы и сказал:

– Времени остается все меньше, скоро ехать в аэропорт. Хотя моя история уже близка к завершению.

– Вы по какому паспорту летите? – Девяткину хотелось испортить настроение этому субъекту. – Ваши ориентировки поступили во все аэропорты. Вас задержат на паспортном контроле. И жену тоже.