– Это Филипп. Нас Егор познакомил, когда мы покупали наркотики, – стыдясь своего признания, Виктор сделал небольшую паузу, а после, сравнив остальные свои оплошности, решил, что наркотики не так уж и страшны. – Это он дал мне пистолет, а потом почему-то помог. Я о нем толком ничего не знаю, скорее всего, Филипп – вообще не его имя. Помню, он говорил, что уедет в Питер, поэтому Вы вряд ли его найдете. Но я в нем уверен! Он не сможет помочь папе как свидетель, но никак и не навредит – это уж точно! – почему Виктор сказал неправду, он до сих пор не знает. Видимо, просто побоялся еще больше навредить или подставить Филиппа.

– Да уж, помог он тебе… Не дав он тебе оружие, ничего бы и не было! – Возмущался Геннадий Юрьевич.

– Я бы тогда камнями их забил, – очень тихо, но все-таки так, чтобы было слышно собеседнику, возразил Виктор.

– Ладно, мне нужно идти координировать нашу армию юристов-дармоедов, а ты оставайся здесь и никуда не выходи из комнаты, понял? – последние слова Виктора юрист оставил без внимания.

– Да, – Геннадий Юрьевич уже, было, собрался уходить, как Виктор его остановил. – Постойте! Кто-нибудь еще знает правду?

– Кроме Нади, никто. И не нужно, чтобы кто-нибудь знал. С твоей мамой мы уже поговорили.

– Это поэтому она никак не может успокоиться? Она знает, что папа не виноват, но ничего не может поделать, – подытожил Кротов.

Геннадий, взяв его за плечи, два раза кротко кивнул, сказав при этом: «Держись», – встал и вышел из комнаты. И вот Виктор снова один, погруженный во мрак своих страхов. Хоть родные его находились всего в нескольких жалких метрах, он чувствовал между ними целую бездну. Как ему быть? Что ему делать? Братья его ненавидят, так как считают, что отец страдает именно из-за него. А что Ксюша? Его маленькая сестренка. Что же в ее душе происходит в это время? Виктор считал, что скорее всего она тоже злится на него… Но Виктор все же думал, что они правы, и даже не рассчитывал на их прощение, на их любовь; он не считал себя достойным этого, он не считал себя достойным быть прощенным…быть счастливым. Новое чувство в его коктейле страстей – чувство быть не достойным любви. Не ощущать себя частью семьи из-за своей же собственной никчемности. Только в этот момент Виктор задал себе вопрос: «Что же я наделал?» – Хоть и раскаялся, но все же был уверен – худшее еще впереди.

Тем временем Борис Сергеевич, конечно, уже был в курсе пожара, возникшего неподалеку от его ночного клуба. Он слышал, что внутри были люди и то, что они мертвы – их убил Роман Кротов. И хоть не было официальных данных, он был полностью уверен, что среди погибших есть его сын. Он уже давно чувствовал, что Егора нет в живых. Для него было очевидно, что рано или поздно это произойдет. Он отлично понимал натуру своего сына: вседозволенность с раннего детства, большие, необоснованные амбиции и чрезмерная гордыня – вот основные качества его отпрыска. А, как видел Борис Сергеевич, люди с подобным багажом не умирают своей смертью. Да и к тому же он сам допускал, что, возможно, ему самому когда-нибудь придется, хоть и не столь кардинально, приструнить своего наследника. Очень трудно было понять, оплакивал ли Борис своего сына или ему было все равно, но одно было ясно всем – он очень изменился за эту неделю. За время пропажи сына он постоянно запирался у себя в кабинете, его уже не так интересовал бизнес, он стал еще более бескомпромиссен и, как некоторым могло показаться, более жестоким. Хотя многие негодовали – куда уж больше. Но забегая вперед, все-таки нужно сказать, что Борис Сергеевич страдал от потери сына. Но, оставаясь самим собой, он просто не мог себе позволить показаться в людских глазах мягкосердечным страдальцем. В последнее время только Михаил, как и раньше, мог себе позволить разговаривать с влиятельным олигархом. В ночь пожара он доложил ему, что видел неподалеку от ночного клуба сына Кротова, а с ним и Геннадия, главного юриста всей бизнес империи Кротовых. Ни у Бориса, ни у Михаила не было сомнений, что младший сын Романа Кротова причастен к смерти Егора, как и говорил Федор. Но почему Роман не пришел и не решил все с ним лично, тем более у них были отличные деловые отношения. Почему он поступил столь опрометчиво и безответственно? Удивительно, но в душе у отца, потерявшего сына, не было ни гнева, ни жажды мести по отношению к Роману Александровичу, а напротив – одна пустота. Он все пытался понять, почему так произошло. Вспоминая свой недавний разговор с Егором, Двардов также вспомнил, что пригрозил тогда своему сыну, чтобы тот не вздумал портить отношения с семьей Кротова. «Глупый мальчишка! Жизнь отдал, лишь бы мне насолить. Ладно Егор, но почему Роман-то пошел на такое?», – и рассуждал Борис Сергеевич не только на тему денег, он просто не мог понять, как такой человек, как Роман Александрович, мог пойти на столь крутые меры. «Почему?», – эхом отозвалось в голове. Уже не в первый раз за последнее время Борис Сергеевич заметил, что разум его будто бы пытался с ним поговорить. Словно чужой голос повторял его слова. Поначалу это его раздражало, и он тут же вызывал к себе кого-нибудь, чтобы разбавить угрюмые мысли голосом другого человека, но спустя некоторое время это наоборот стало притягивать его, манить и ужасно интересовать. Хоть у него было опасение, что он сходит с ума, уверенность в себе, сопряженная вместе с верой в собственную силу воли и многолетний опыт, затмевали подобные, как он сам считал, нелепые мысли. «Что мне делать? Я должен сам встретиться с Романом лицом к лицу, и пусть он мне все расскажет. Но не сочтет ли он это за слабость?». «О да! Еще как сочтет», – ответил голос в голове. Борис Сергеевич попытался избавиться ото всех мыслей и принялся ждать.

– Страшно? – прозвучало в голове.

–Что за бред? Что происходит? – удивленно и с некой опаской пробормотал Борис.

– Ничего. Ничего того, с чем может сравниться вся твоя жизнь! Ты обретаешь свободу.

– Кто ты? Что ты?

– Я – это твоя сила! Я – твоя власть! Я – меч возмездия! Я – это ты сам. Только ты спал, но пришло время пробудиться! Пришло время миру узнать, кто таков Борис