— Однако моя соперница нетерпелива. Моя соперница оказывает на тебя немалое давление. Если я буду терпелив, она уведет тебя, и я тебя потеряю.

— Она тебе не соперница.

— Мне так не кажется.

— Это несправедливо! — Купер подняла к нему лицо. Она собиралась дать отпор, но почему-то вышло иначе: губы скользнули по его губам, секунду помедлили, словно боясь задержаться, — а потом прижались теснее. Ответный поцелуй был жарким и собственническим, и за какую-то долю секунды Купер вспомнила все, по чему так скучала: и требовательность мужских поцелуев, и радость от ощущения крепких мужских объятий.

Тело откликнулось незамедлительно. Голова у Купер закружилась, и на минуту она прильнула к Генриху, словно под действием неумолимой силы притяжения. И в эту минуту ей показалось, что нет ничего логичнее, чем сдаться на его волю, позволить ему принимать решения в ее жизни. Вздрогнув, она спрятала лицо у него на груди. Он обнял ее крепче, целуя шею, вдыхая запах ее кожи и сладко пахнущих волос. Купер почувствовала, как грудь и бедра наливаются желанием. Она крепче вцепилась в него пальцами — его тело под одеждой было твердым и мускулистым. Ничего подобного она не чувствовала с тех пор, как рассталась с Амори. И не думала, что когда-нибудь снова почувствует.

— У меня кружится голова.

— После ночи, проведенной в камере, это неудивительно. — По голосу Генриха было ясно, что он улыбается.

— Тебе прекрасно известна причина моего головокружения.

— Возможно. Приляг со мной на кровать. На минуточку.

Нехотя она позволила Генриху уложить себя рядом.

— Разве ты не счастлива со мной? — спросил он, снова заключая ее в объятия.

— Все очень красиво, — тихо ответила она. — И дом, и эта комната, и ты сам. Но мне дорога моя свобода.

— Я знаю. И не собираюсь тебя ее лишать.

— Собираешься. Разве брак не подразумевает потерю свободы?

Он печально улыбнулся:

— Мои взгляды на брак, возможно, немного отличаются от твоих, дорогая Купер. Я считаю, что в браке сам сознательно жертвуешь некоторыми свободами — насильно их у тебя никто не отбирает. И если ты выйдешь за меня замуж, то сможешь сама выбрать, от чего тебе отказаться.

— Даже если я выберу продолжать встречаться с Сюзи?

— Даже это.

— Я тебе не верю. Вы друг друга ненавидите. Каждый из вас хочет владеть мною единолично. — Она погладила его по щеке. — Признайся, Генри, ты будешь беситься, если я выберу дружбу с Сюзи.

— Из-за дружбы? Нет. — Он поймал и поцеловал ее раскрытую ладонь. — Но что, если вы больше, чем подруги?

Купер прижала ладонь к его губам, словно запечатывая рот:

— Не спрашивай. Когда ты задаешь подобные вопросы, ты уже лишаешь меня свободы.

Он бережно убрал ее руку.

— Сюзи — элемент безумия в твоей жизни, — сказал он. — Но безумие пройдет, и тогда ты вернешься ко мне. Адо тех пор я постараюсь быть терпеливым.

Теплая ладонь легла ей на затылок, его лицо приблизилось. Купер почувствовала, как все слова, что она только что наговорила, словно втягиваются в зыбучий песок и исчезают. Как только его дыхание коснулось ее губ, она закрыла глаза.

Поначалу поцелуи были нежными, но постепенно становились все более жадными и нетерпеливыми. Когда он так ее целовал, Купер чувствовала, что вся ее решимость и идеалы вылетают в трубу. Она нуждалась в его любви, хотя и не могла ответить ему так, как он того желал. Но в ее жизни должна была найтись хоть какая-то отдушина, ей необходимо было сбросить напряжение. В какой-то момент у нее возникло ощущение, будто она тонет: с такой силой ее захлестнуло желание и возбуждение. У нее слишком долго никого не было. Она обвила руками его шею и ответила на поцелуй, прижавшись к нему всем телом.

Генрих точно знал, что хочет с ней сделать, и Купер не противилась. Пусть это и не было полным обладанием, но неким компромиссом. Он скользнул между ее бедер, прокладывая путь поцелуями. Когда он достиг цели, Купер выгнулась ему навстречу, а он жадно сжал ее груди, лаская ее губами.

— Генри… — прошептала она, запуская пальцы ему в волосы.

Удовольствие хлынуло по венам, омывая тело, как наркотик. Она никогда прежде не испытывала столь сильного наслаждения. Она и не подозревала, что в сексе можно с такой полнотой задействовать все органы чувств, что плотское желание может быть настолько безжалостно — на грани каннибализма.

Казалось, его рот знает о ней все, предугадывает каждое из ее тайных желаний — и тут же их удовлетворяет. Все прежние мысли о боли и неудовольствии — да и другие мысли — будто ветром выдуло из головы. Только Генри теперь имел значение. Она хриплым голосом выкрикнула его имя, изогнулась в долгой судороге — и все напряжение разом покинуло ее тело. Реальность снова начала уплотняться вокруг нее, поднимаясь на поверхность, как суша из темных морских глубин. Посторгазменный восторг медленно разлился по венам, расслабляя каждую клеточку тела, запуская вращение вселенной заново.

Она крепко обняла его:

— Позволь мне оказать ответную услугу.

— Ты же знаешь, Купер, я хочу только одного: всю тебя, целиком и полностью. Ты права: я никогда не смогу удовлетвориться чем-то меньшим. И я готов ждать. — Он высвободился из ее объятий. — Но я хочу, чтобы ты меня увидела.

Он встал с постели и начал раздеваться, не отрывая от нее взгляда. Она лежала, откинувшись назад, волосы пламенем расплескались по подушке. Одна нога по-прежнему была согнута в колене, открывая взгляду треугольник волос внизу. Она не стала поправлять юбку, ей хотелось, чтобы ее развратная поза лишь усилила его возбуждение.

Он сложил одежду на стул и повернулся к ней, бесстыдный в своей наготе. Его тело было прекрасным: сильным, жилистым, под смуглой, по сравнению с ее белоснежной, кожей перекатывались мышцы. От природы он был крепкого сложения, но физические упражнения еще больше развили и укрепили его мускулатуру. На груди, под мышками и в паху курчавились темные волосы. Тело было покрыто старыми шрамами от пуль и штыков — память о ранениях, которые едва не стоили ему жизни.

— Теперь ты видишь, что я вовсе не стар.

— Вижу.

Купер понимала, что никогда не сможет забыть этой минуты.

— Иди ко мне. — Она протянула к нему руки.

Он отрицательно помотал головой: на его лице не было улыбки, но в глазах плескался смех.

— Я приду к тебе. В нашу первую брачную ночь. В эту постель. Я ждал тебя всю мою жизнь. Смогу подождать и