комитета Рабис Рябенкова, инспектора театров Приморского края Ясноморского, адресованное председателю КДИ Храпченко, от 04.04.1943; письмо председателя ГУМУ Сурина, адресованное заместителю начальника ГлавПУРККА генерал-майору Л. В. Шикину, от 28.04.1943; письмо председателя КДИ Храпченко, адресованное заместителю начальника ГлавПУРККА Шикину, май 1943 (дата неразборчива); письмо председателя ГУМУ Сурина, адресованное начальнику четвертого отдела Главного политуправления ВМФ полковнику Портному, от 20.05.1943. РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 1172). Несмотря на многочисленные упоминания об этой проблеме, какой-либо резолюции в архивах не обнаружено. Бывали также случаи, когда ГлавПУРККА, Дом Красной Армии и Дом Военно-морского флота требовали, чтобы ГУМУ и ВГКО выделили ансамбли и бригады в чрезвычайно короткие сроки, и те вынуждены были из кожи вон лезть, чтобы выполнить приказ. Даже из приведенных примеров видно, что между организациями, ответственными за культурное обслуживание фронта и тыла и образующими запутанную сеть, существовала межведомственная конкуренция.

Роль цензуры

Цензура контролировала все ведомства, задействованные в сфере создания, исполнения и распространения песен. В документах встречаются два наименования соответствующего органа: Главрепертком – Главный репертуарный комитет, позднее Главный комитет по контролю за зрелищами и репертуаром, и ГУРК – Главное управление репертуарного контроля. Главрепертком был образован постановлением Совнаркома от 9 февраля 1923 года как подразделение Главлита – Главного управления по делам литературы и издательств, центрального органа, который отвечал за все виды цензуры[17]. В 1934 году Главрепертком был выделен из Главлита и стал самостоятельным учреждением под названием ГУРК. ГУРК подчинялся непосредственно Наркомату просвещения, а в 1936 году был передан в ведение Комитета по делам искусств при Совнаркоме [Блюм 2011]. Людям, с которыми автор беседовал лично, хорошо знакомо название Главрепертком, но сокращение ГУРК неизвестно, поскольку прежнее название продолжало использоваться и после 1934 года.

Нет сомнений, что это учреждение находилось под контролем Коммунистической партии, а его сотрудники являлись членами партии, так как оценивали не только художественное качество произведений, но также их политический и идеологический смысл и общий настрой. Процедура оценки и ее принципы менялись в ходе войны, судя по документу, который Храпченко в декабре 1942 года разослал всем подразделениям ГУРК, подтверждая, что майское Постановление № 312 «О цензуре» остается в силе. Видимо, это было постановление Центрального комитета ВКП(б), но его текст обнаружить не удалось. Возможно, данным приказом вводились какие-либо изменения в порядок цензуры, но установить какие не представляется возможным, так как предшествующие ему документы также не обнаружены. Весьма вероятно, что стандартной процедуры и не существовало, учитывая хаос первых месяцев войны и стремительное отступление Красной армии. Тем не менее после издания упомянутого приказа в обязанность ГУРК – по крайней мере в теории – вменялось осуществление цензуры над всеми видами исполнительской и сценической деятельности на всех уровнях.

Из приказов следует, что сотрудники ГУРК несли ответственность непосредственно перед главой ГУРК и контролировали все аспекты произведений – как художественные, так и политические. ГУРК имел право разрешить или запретить любую зрелищную программу: эстрадную, цирковую, театральную, самодеятельную, а также публикацию или звукозапись. Власть ГУРК распространялась на все учреждения культуры и искусств, как подведомственные КДИ, так и не зависевшие от него, а также на зрелищные представления в ДКА и госпиталях. Это учреждение обязано было следить за тем, чтобы все запрещенные звукозаписи, нотные издания, плакаты изымались из обращения и продажи (операции по изъятию проводились при содействии НКВД). Все солисты, бригады и программы в обязательном порядке проходили через процедуру просмотра. Каждый концерт регистрировался в ВГКО или в КДИ соответствующего уровня, каждая бригада обязана была утвердить свой репертуар в ГУРК, прежде чем выступать с ним перед публикой. Вносить в репертуар изменения без одобрения ГУРК категорически запрещалось, особенно если концерт проходил в армии или госпитале. Программы любительских коллективов просматривали и утверждали представители Дома народного творчества и местных партийных органов.

Как говорилось во временной инструкции ГУРК за подписью исполнительного директора Бабина от 23 сентября 1942 года, разосланной всем республиканским, областным и краевым отделам по контролю за зрелищами и репертуаром, идеологическая задача ГУРК – борьба с идеями и тенденциями в искусстве, которые враждебны советскому народу или искажают советскую действительность (приказ № 509 за подписью председателя КДИ Храпченко. РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 1005). Но в этой инструкции не содержится ни определений, ни критериев, согласно которым следует оценивать то или иное произведение. Либо сотрудники ГУРК получали эту информацию по другим каналам, либо, вынося решение, руководствовались собственными представлениями. Но будь даже критерии оценки сформулированы, многочисленность подразделений ГУРК препятствовала стандартизации подхода, учитывая к тому же разнообразие жанров и географических регионов. Таким образом, несмотря на категорический тон инструкций, различным творческим коллективам, вероятно, удавалось обходить правила и получать разрешения на изменение или обновление репертуара. Не исключено, что некоторые различия в зрелищных программах допускались и в зависимости от региона, в которых они демонстрировались. Предположение, что артисты сознательно пользовались лазейками, возникающими в результате различных цензурных нестыковок, документально не подтверждается, но и не опровергается. Не вызывает сомнений, однако, что огромную роль в системе распространения музыки играла личность как артистов, так и цензоров, которые исходили из собственных художественных вкусов и этических норм. Несмотря на усилия государства строго регламентировать всё и вся сверху донизу, конкретные люди с личными вкусами, а также индивидуальной мерой политической бдительности более непосредственно определяли музыкальную среду эпохи.

Единственным противовесом, который ослаблял влияние личного вкуса инспекторов ГУРК или Главреперткома, а также препятствовал манипуляциям со стороны артистов, являлись просмотры, проводимые, по крайней мере иногда, правлениями. Формально, однако, в любом случае инспектор нес персональную ответственность за решение, принятое им или правлением[18]. Например, концертной бригаде Омской государственной филармонии, отправленной ГУМУ в Москву на смотр, было запрещено выступать на фронте решением комиссии, в состав которой входили представители ГлавПУРККА, ЦДКА и Главреперткома (письмо директора ЦДКА им. Фрунзе Максимова председателю ГУМУ Сурину от 27.07.1943. РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 1172). В другом случае Центральная просмотровая комиссия, состоявшая из представителей КДИ, Главреперткома, ЦДКА и ГлавПУРККА, отправила концертную бригаду артистов из Киргизии обратно на родину с предписанием республиканскому отделу по делам искусств реорганизовать ее. При этом перечислялись артисты, которых следует оставить в бригаде, и указывалось, что уровень остальных участников бригады и качество репертуара совершенно не соответствуют требованиям (письмо начальника отдела культурного обслуживания фронта ГУМУ В. Ендржевского председателю Отдела по делам искусств Киргизии Джакишеву, копия – в Киргизскую филармонию, 15.11.1943. РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 1172). В несколько иной ситуации КДИ издал распоряжение о том, чтобы Главрепертком ввел