– Что, узнала свою смерть, рыжая? – Колобок спрятал окурок во рту, покатился, разгоняясь, и, подпрыгнув, врезался Лисе в бок…

Это было похоже на то, как если бы Лиса вдруг решила поиграть в баскетбол, только мяч ей попался неуправляемый. Безумный, необузданный, агрессивный мяч, который скакал по ней, матерясь и дико хохоча.

– Я Колобок, паленый бок! – орал он. – Я смерть твоя, молись, лиса! Я всадник апокалипсиса!

Лиса отбивалась лапами, даже не пытаясь куснуть Колобка, не иначе наученная горьким опытом – видать, зуб сломала о его братца. Она балансировала на задних лапах, размахивая хвостом для равновесия. Животик у нее оказался трогательно белый.

– Вот тебе по амбару! – крикнул Колобок, метясь в голову. – Вот тебе по сусекам!

Получив Колобком в хребет, Лиса опрокинулась на спину, стала отбрыкиваться всеми четырьмя лапами. После очередного пинка Колобок отлетел к ногам Лады, на боку у него красовались четыре глубокие бороздки от когтей. Кукольный глаз расфокусировано вращался. Лиса пригнулась, готовясь напасть, и Волк прыгнул вперед, на ходу превращаясь в зверя, сцепился с Лисой, метя ей в горло.

– Напарник! – растрогался Колобок. – Я знал, что на тебя можно положиться!

Он разогнался и протаранил рыже-серый клубок. Волк, захрипев, отвалился в помятую траву, судорожно хватая воздух.

– Прости, промазал! – Колобок на мгновение остановился. – Что, Лиса, стара ты стала? Плохо слышишь? Сесть тебе на носок да пропеть еще разок?

Он полетел вперед и врезался зазевавшейся Лисе прямо в раззявленную пасть.

– Нокаут! – взвизгнула Лада, когда Лиса по красивой дуге упала ко входу в нору. Желтоватые зубы веером рассыпались по площадке. Рыжий хвост дернулся и замер.

Лада кинулась к Волку, погладила мохнатую спину. Он обернулся человеком в объятиях девушки, но та не спешила отстраняться.

‍

– Колобок, елки-иголки, бронебойная булка, – пожаловался Волк, – он мне, похоже, ребро сломал.

– Он спел свою песенку. И, должна признать, это хит, – улыбнулась Лада.

– А где он, наш герой? – Волк вытянул шею, осмотрелся. – Почему не глумится над поверженным врагом?

Оборотень встал, принюхался, подбежал к откосу и, замерев на мгновение, бросился в реку. Он загребал воду, выкладываясь из последних сил, стремясь за крохотной круглой точечкой, уносимой течением. Волк догнал кругляш, схватил его, и Лада, ахнув, прижала руки ко рту. Она поняла, что это.

Глаз Колобка.

***

Он слишком много вложил в последний удар. Инерцией его вынесло за край площадки, покружило в воздухе, как в замедленной съемке промелькнули черные крылья ласточки, бескрайнее голубое небо, и Колобок погрузился в воду. Он мгновенно потерял координацию, глаз заливало, Колобок разинул рот, чтобы позвать на помощь, но лишь наглотался воды. Твердая корка, отращиваемая всю жизнь, размягчалась, вода проникала в самую сердцевину, просачиваясь к болтам и гвоздям, окутывая влагой ореховые скорлупки и вишневую косточку. Стая мальков окружила его, хватая беззубыми ртами крошки с боков. Колобок зажмурился. Ужасная, невообразимая смерть!..

И вдруг он понял, что ему совсем не больно. Наоборот, это было очень, очень приятно. Он увидел все вокруг, причем не своим единственным глазом. Он будто размножился, обретя жизнь в каждой крохотной рыбке. Наглая утка, заметив с воздуха пиршество мальков, присела на воду, проглотила кусок булки и, крякнув, взлетела. Колобок увидел лес сверху, шапки деревьев слились в зеленый ковер, ветер топорщил перья на его крыльях... Его? Колобок развернулся, ловя воздушные потоки, в груди быстро билось маленькое горячее сердце.

Сом поднялся из омута, осторожно взял толстыми губами размякший мякиш, прожевал, и Колобок пошевелил усами, выпрыгнул из воды, гулко хлопнув хвостом, распугивая рыбную мелочь.

Он – хлеб. Его съели. В этом было его предназначение, от которого он бежал всю жизнь, и в итоге именно это сделало его счастливым.

Колобок заметил с воздуха Волка, мокрого, ссутуленного, бредущего по берегу, и, захлопав утиными крыльями, стал снижаться.

Волк подошел к Ладе, разжал кулак. Кукольный глаз застыл в его ладони, загнутые реснички не моргали. Оборотень кувыркнулся, бросился к обрыву и горестно взвыл, задрав морду вверх.

Когда рядом с ним неуклюже плюхнулась утка, он удивленно на нее покосился.

– У нее… окурок? – заметила Лада.

Утка передвинула окурок на другую сторону клюва, потопталась перепончатыми лапами на месте, потом кувыркнулась.

– Колобок? – неуверенно спросила девушка.

Утка крякнула, кивнула и, взмахнув крыльями, взлетела. Она выписывала виражи в воздухе, распугивая ласточек, а потом взмыла так высоко, что превратилась в крохотную точечку и исчезла.

– Так ты уверена, что это был Колобок? – спросил Волк.

– Я понимаю, что это сказочный мир, и тут возможно всякое, но сам скажи, какова вероятность встретить курящую утку, выделывающую в небе мертвую петлю? Конечно, это был Колобок! – горячо ответила Лада. Беляш энергично кивнул, так что грива взвилась снежными прядями. – Мне тоже его не хватает, Серый. И я представляю, каково тебе – потерять напарника.

– Мы не были напарниками, – возразил оборотень, но вскоре буркнул, – ладно, были. Кто бы мог подумать, что булка станет моим лучшим другом?

– А Иван? – осторожно спросила Лада.

– У нас с ним сложные отношения, – отвернулся Волк. – Мы пришли.

У самого берега в камышах прятался плот из старых досок, потемневших от сырости. Он держался на одном месте, как привязанный, хотя веревки не было.

– Как-то хлипко выглядит, – засомневалась Лада, – мы не утонем?

– Это с водяным-то? – усмехнулся Волк.

Из воды вынырнул мужчина, оперся мускулистыми руками о плот, подтянулся. Тугие мышцы напрягались под идеальной белой кожей, ручейки стекали по гладкой груди. Мужчина живописно тряхнул синей копной волос, и от брызг на мгновение вспыхнула крохотная радуга.

– Долго тренировался, небось, – хмыкнул Волк.

– Царевна и оборотень! – воскликнул водяной, устраиваясь на краю плота и свешивая поудобнее зеленый чешуйчатый хвост в воду. – Наслышан! Проходите, не бойтесь. Перевезу на тот берег – и глазом моргнуть не успеете.

– Сколько? – спросил Волк. Лада заметила, как он похлопал по карманам, небось, поиздержался за время пути.

– Обижаешь! Знаешь, как мало русалок осталось? А ведь вы одну спасли от неминуемой смерти! За это вас каждый водяной расцеловать готов!

Волк отошел на другой край парома, подальше от любвеобильного водяного. Лада спешилась, провела Беляша на плот. Конь ступал недоверчиво, но вскоре успокоился – старые доски держались на воде уверенно, как крейсер. Водяной повернул хвост, вода вспенилась и сама понесла плот к другому берегу, оскалившемуся серыми каменистыми пиками.