– Добрый вечер, Ваша Честь. Чего это вы с пидором по лестницам бегаете?

Майкл Приттман был не из тех, кто сдается без боя. За это ценное журналистское качество он уже не раз испытывал на себе и побои кинозвезд и известных спортсменов, и давление американских властей, которые заставляли не в меру любопытного и надоедливого журналиста наступать на горло собственной песне. Как работник он был, безусловно, ценен, но в пределах штата Нью-Джерси, где он занимался выковыриванием грязи из-под чужих ногтей и своей трактовкой событий, он всем уже порядком поднадоел. Скандалы газете, безусловно, необходимы, но скандалы должны приносить славу, а не многотысячные иски в суд штата. После недолгих раздумий главный редактор ежедневного издания «Нью-Джерси таймс» отправил его туда, где скандалы происходят каждый день и никому за это ничего не бывает, – в Россию. Экзотика русской криминальной жизни для американцев была нова и, по мнению босса Приттмана, должна была принести немалые барыши и известность газете, которая за недостатком сенсаций начинала понемногу хиреть. Слава русских бандюков и их деятельность на территории Соединенных Штатов американцам была известна не понаслышке. Русские по мелочам не работали. Если это «кидняк», то «кидняк» такой, что от напряжения при подсчете убытков дымилась память компьютеров, если похищение заложника, то это не пошлый торг с полицейскими в фургоне, посреди дороги, а выматывание нервов у всего штата ФБР. Но американцам, которые не понимали возможностей русской мафии «там», за океаном, хотелось знать не о последствиях ее деятельности – она была налицо, а о истоках ее возникновения и принципах существования. Именно для этого и был аккредитован для работы в Тернове собственный корреспондент «Нью-Джерси» Майкл Приттман.

Поэтому, когда Струге отмахнулся от него, как от мухи, он проследил весь путь судьи до дома Вострикова и сел в засаду. Рано или поздно, как он полагал, Струге должен появиться на улице. Вот тогда можно будет сразить его еще какой-нибудь неожиданностью. Если бить в одну точку – дыра все равно образуется. Это было кредо журналиста Приттмана. Купив за сто баксов информацию о происшествии с Пастором и пропавшем общаком братвы, Приттман легко вышел на Струге. Это стоило еще сотню, но что такое сотня? Представительские расходы на уровне оплаты услуги осведомителя, дома за океаном. Даже меньше. Стукача из правоохранительных органов здесь можно было заинтересовать десяткой...

Проследив весь путь Струге от кафе к неизвестному ему дому, Майкл уселся на лавку в темном углу двора и стал ждать. Понятно, что о Вострикове он и слыхом не слыхивал. Но он точно знал, что судья пришел не домой и при сложившихся обстоятельствах он зашел не в гости, а по делам. Поскольку дела у Струге сейчас могли быть исключительно однозначной направленности, Приттман курил сигарету за сигаретой и терпеливо ждал.

Он заволновался тогда, когда к подъезду, в котором исчез Струге, подъехал огромный, словно металлический гараж, джип «Навигатор» и из него вывалились трое богатырей. Русских сказок Приттман не читал, но, глядя на решительные фигуры громил, был убежден, что они приехали сюда не на чашку чая, а отсекать кому-то головы. Единственным, кто этого заслуживал в этом подъезде, Приттман небезосновательно считал Струге, поэтому акула пера начала проявлять признаки беспокойства. Майами-Бич стал отдаляться, как мираж. Трое русских бандитов могли одним ударом в жизненно важный орган судьи лишить Майкла исполнения многолетней мечты. Кроме того, у кафе оставлена машина, значит, случись непредвиденное, он не сможет даже организовать преследование.

В кармане следопыта находился портативный диктофон с выводом микрофона в рукав и священный «НЗ» – тысяча настоящих, зеленых американских долларов в мелких купюрах – «для подкупа резидентов». В том, что в России за бабки «стучит» если не каждый встречный, то каждый третий – точно, Приттман был уверен. Значит, деньги не будут выброшены на ветер. Он был «предупрежден» Струге. А предупрежден, значит – вооружен. Ситуация усугублялась лишь тем, что прямо из-под его носа трое мутантов могли увезти объект журналистского расследования в неизвестном направлении. Майкл был хорошо осведомлен о беспардонности русских мафиози, поэтому уже не сомневался и в том, что Струге эти трое сейчас могут просто-напросто прихлопнуть, и так же, не торопясь, уехать.

Нужно было действовать...

Мужик, покосившись на Вострикова, отступил в сторону и хозяйским жестом показал на комнату – «проходите, люди добрые».

После того как Антон узнал в спасителе гражданина Шкаликова, осужденного пять лет назад за не совсем законный отбор денег у частного предпринимателя, занимающегося сбором и отправкой цветных металлов в страны Прибалтики, атмосфера разрядилась. Шкаликов сам по себе был очень добрый человек и утюги на оголенные животы жертв ставил исключительно из соображений целесообразности и принципа классового равенства. Негоже жировать богатеям, когда народ пухнет от голода. У революционного непримиренца, борящегося за пухнущий народ, по приговору Струге конфисковали все имущество – однокомнатную квартиру и сломанный велосипед. Это было все, что числилось, по данным БТИ и налоговой инспекции, за гражданином Шкаликовым. Шесть месяцев назад Шкаликов из мест лишения свободы вышел и по странному стечению обстоятельств, вопреки нищете и возможности случайных подработок, обеспечивающих жалкое существование – это удел всех «конфискантов», вернулся в свою элитную четырехкомнатную, которая значилась за его бабушкой. Именно его восьмидесятипятилетняя бабушка, проживающая в глухой деревне на Рязанщине, одновременно являлась и владелицей коллекционного оружия, располагавшегося на коврах в квартире Шкаликова, и «Мерседеса-240», и джипа «Лендровер», и трехэтажного особняка на берегу Терны, напоминающего своими очертаниями замок феодала. Бабушка, владея всем этим, а также тремя автозаправочными станциями в Тернове, конечно, смутно представляла себе, хозяйкой чего является. На все это скромное достояние были оформлены дарственные, наследство и прочая бумажная беллетристика, подтверждающая любовь бабки к внуку, который не видел ее уже около двадцати лет. Иначе было нельзя, потому что старушенция вот-вот должна была отправиться на свидание с апостолом Петром, а раздавать зажравшимся чиновникам нажитое в борьбе за страдающий народ Шкаликов просто так не собирался. На случай ареста у него была припасена однокомнатная квартира, к стенам которой были прибиты половики. Они для судебных приставов-исполнителей должны были сыграть роль ковров. Ее-то, эту квартиру, пять лет назад у Шкаликова и отмели. Ведь что-то они должны были отмести, чтобы успокоиться? Конфискация ведь, черт побери...

– Ку-да?! – рявкнул хозяин атласного халата, глядя, как Востриков вслед за Струге пытается усесться рядом на роскошный диван. – Кыш отсюда!

С блатным зоновским акцентом у Шкаликова было все в порядке, поэтому Миротворец подскочил, словно сев на змею.

– Иди на кухню, фантик, возьми табурет и «зачалься» где-нибудь у порога, чтобы духа твоего здесь не было...

Вот такая несправедливость. Востриков исполнил пожелание хозяина дома и скромно присел в коридоре, метрах в трех от стола, ломящегося под снедью. Покушать Шкаликов любил, а еще больше любил пофилософствовать.