С точки зрения Джона Мейнарда Кейнса и Милтона Фридмана, один из главных доводов в пользу отмены золотого стандарта состоял в понижении издержек на золотодобычу и переходе к более дешевому производству бумажных государственных денег. Они не просто упустили из виду тот факт, что на добычу золота уходило намного меньше ресурсов, чем на производство любого другого монетарного товара в истории, но и оба совершили фатальную ошибку, не поняв, как дорого на самом деле обойдется обществу платежное средство, чей резерв можно увеличить по желанию правительства, обслуживающего популистские проекты и собственные интересы. Реальная цена отнюдь не равна издержкам на обслуживание печатного станка, в нее нужно закладывать все процессы и начинания, которые будут приостановлены, когда ресурсы польются в выпуск денег вместо товаров и услуг.

Инфляционную кредитную эмиссию можно считать самым масштабным примером явления, которое экономист Джон Гэлбрейт в книге о Великой депрессии назвал «лихорадкой хищений и растрат»[115]. В 1920-х годах, на пике кредитной экспансии, американские корпорации буквально купались в деньгах, и запустить руку в эти фонды было совсем несложно. До тех пор, пока кредитные средства текут рекой, жертвы остаются в неведении; все общество разделяет иллюзию растущего богатства, поскольку и жертвам, и расхитителям кажется, что деньги у них в кармане. Кредитная эмиссия, проводимая центробанками, вызывает периоды скоротечного бума, позволяя финансировать убыточные проекты и направляя ресурсы на непродуктивные виды деятельности.

При твердой монетарной системе бизнес выживает в случае, когда создает нечто ценное для общества и получает от реализации своей продукции больше, чем было вложено в ее производство. Иными словами, бизнес эффективен, потому что преобразует вложенные ресурсы с определенной рыночной ценой в продукт с более высокой рыночной ценой. Любая компания, которая выпускает товар, чья рыночная цена ниже, чем у исходных материалов, неизбежно разорится и уйдет с рынка. Высвободившиеся ресурсы будут использованы другими, более производительными компаниями (экономист Джозеф Шумпетер назвал этот процесс «созидательным разрушением»). В условиях свободного рынка без риска потери не может быть прибыли, и у каждого участника игры есть своя ставка: никто не застрахован от неудачи и обходится она подчас довольно дорого. Однако мягкая фиатная валюта может затормозить эти процессы, поддерживая видимость жизни в непродуктивных структурах, будто они зомби или вампиры, высасывающие кровь из жизнеспособных компаний и выдающие продукт, который не стоит вложенных в него ресурсов. Так возникает особая экономическая каста, живущая по собственным законам: предприниматели, не заинтересованные в успехе своего бизнеса. Их продукт не проходит испытание рынком, поэтому они надежно защищены от последствий собственного выбора. Эта новая каста существует в любом секторе экономики, который поддерживается из государственной казны.

Точно определить, какой процент деятельности в современной мировой экономике направлен на погоню за государственными средствами вместо производства полезных товаров и услуг, невозможно, но примерное представление можно составить, если посмотреть, какие отрасли и компании процветают, потому что с честью выдержали испытание рынком, а какие живут лишь от государственных щедрот — фискальных или монетарных.

Фискальная поддержка — самый очевидный способ распознать «фирму-зомби». Любая компания, которая получает прямую поддержку от государства, и подавляющее большинство фирм, которые живут за счет реализации товара в государственном секторе, — фактически зомби. Если бы они действительно производили нечто полезное для общества, потребители бы охотно расстались с деньгами, чтобы купить их товар. То, что для выживания им не хватает добровольных сделок, четко показывает, что эти организации — бремя для общества, а не полезный актив.

Однако еще более надежный способ, чем прямые государственные субсидии, создать «рыночного зомби» — предоставление льготных кредитов с низкими ставками. Поскольку фиатные валюты понемногу уничтожили накопления граждан, капиталовложения теперь осуществляются не из сбережений вкладчиков, а из создаваемого государством долга, который еще больше обесценивает наличные резервы. В обществе с твердой валютой чем больше человек экономит, тем больше способен накопить и инвестировать капитал, а это означает, что, как правило, владельцы капитала и инвесторы — люди с низким временным предпочтением. Но если капитал возникает за счет государственной кредитной эмиссии, его распределением занимаются уже не дальновидные вкладчики, а чиновники из бюрократических структур.

В условиях свободного рынка с твердой валютой владельцы капитала предпочитают инвестировать в те проекты, которые считают наиболее перспективными, и могут воспользоваться услугами инвестиционного банка для управления распределением ресурсов. Такая система вознаграждает компании, которые удовлетворяют запросы потребителей, и инвесторов, которые сделали на них ставку, но не прощает ошибок. Однако в фиатной системе центробанк фактически отвечает за весь процесс распределения финансов. Он контролирует банки, распределяющие капитал, устанавливает критерии выдачи кредитов и пытается количественно оценить риски с применением математических формул, которые не отображают реалий деловой жизни. Испытание свободным рынком объявляется ненужным, ведь центробанк с его правилами раздачи ресурсов может перечеркнуть экономическую реальность доходов и потерь[116].

В мире фиатных денег доступ к монетарным рычагам центробанка становится важнее, чем работа на потребителя. Компании, которым удается брать кредиты по льготным ставкам, получают устойчивое преимущество перед конкурентами. Успех на рынке все в большей степени зависит от способности «выбить» льготное финансирование, чем от способности разработать полезный для общества продукт.

Этот простой факт многое объясняет в современной экономической реальности, в частности огромное количество отраслей и предприятий, которые получают немалый доход, но при этом не производят ничего ценного для потребителей. Наиболее показательный пример — правительственные структуры, которые приобрели дурную славу во всем мире благодаря некомпетентности сотрудников. Само их существование можно объяснить лишь тем, что государственные бюджеты наших дней полностью оторваны от реалий рынка. Вместо того чтобы пройти суровое испытание рынком социальных услуг, правительственные структуры сами оценивают свою деятельность и делают вполне закономерный и предсказуемый вывод: для исправления ошибок и недочетов нужно увеличить финансирование. Государственным чиновникам крайне редко приходится действительно отвечать за последствия своей медлительности, некомпетентности или безучастности. Даже после того как непосредственный повод для учреждения некоей структуры остается в прошлом, она чаще всего продолжает работу, придумывая себе новые обязанности. Например, управление железных дорог Ливана живо по сей день, хотя железнодорожное сообщение в стране давно упразднено, а пути пришли в полную негодность[117].