Вернулась сестричка со шприцом, велела Маше повернуться задом.

– Простите, а что это? – подозрительно поинтересовалась Маша. – Может, не надо?

– Не волнуйтесь, это просто успокоительное, чтоб вы поспали.

– Не надо, я так засну, у меня ребенок не шевелится, – забормотала Маша, но сестричка уже поднимала одеяло.

– Не волнуйтесь, все в порядке с вашим малышом, это легкое, совершенно не повредит. Спите.

Снотворное, судя по всему, было действительно крайне легким, потому что вообще не подействовало. Заснуть Маша так и не смогла, продремала остаток ночи в полузабытьи под несмолкающий крик, а утро встретила с мутной головой и противным вкусом во рту. Почистить бы зубы, так ведь нечем. Зато спина болела немного меньше.

Женщина на соседней кровати тоже уже не спала. Заметив, что Маша открыла глаза, она приподнялась, потянулась, улыбнулась Маше.

– Доброе утро. Проснулась? Пойдем умоемся, пока сестры не пришли.

На ней был человеческого вида домашний халат и нормальные тапочки. Откуда-то из-под подушки она вытащила полотенце, мыло и зубную щетку. Маше стало завидно.

– Слушай, а откуда у тебя все это? Сюда ж ничего не пускают.

– Ну еще скажешь… Я из патологии, меня вчера вечером привели, что ж я, щетку не возьму?

Вздохнув, Маша поплелась за соседкой, которую звали Лена, в умывальную. Кое-как выполоскав рот и почистив зубы пальцем, она все же почувствовала себя лучше. Пожалуй, даже есть захотелось. По прежнему опыту Маша знала, что никакой еды до родов не светит, потому что желудок должен быть пустым, и настроилась на долгое ожидание. К ее удивлению, в палате их встретила веселая женщина средних лет, которая при виде их всплеснула руками и сказала:

– Вот они! А я смотрю, куда ж мои девочки запропали! Давайте-ка быстренько завтракать, а то обход скоро.

Она провела их в какой-то закуток на половине врачей, где на небольшом столе стояли уже две тарелки с манной кашей и два стакана чая.

– Кушайте и идите ложитесь, мы тут потом уберем, – и убежала, мелькнула только большая копна мелкокудрявых рыжих волос.

Маша удивленно посмотрела на соседку.

– А я думала, перед родами есть нельзя.

– Вера Федоровна сказала, что можно, значит, можно, – невозмутимо ответила та, отправляя в рот ложку каши.

– А кто это – Вера Федоровна?

Лена посмотрела на Машу с неудовольствием, как бы удивляясь ее неосведомленности.

– Вера Федоровна – старшая акушерка. Она сегодня дежурит. Повезет, если успеешь в ее смену родить.

– Почему?

– У нее руки золотые, так примет – не заметишь. И сама тетка отличная, мы, в патологии, ее все знаем, стараемся в ее смену попасть. Тут уж, конечно, как кому повезет. А сегодня еще Татьяна Ивановна в ночь дежурить будет, это вообще класс – такая пара. Они с Верой часто вместе дежурят.

Маша при этих словах приободрилась. Перспектива попасть в хорошие руки радовала, как никогда. Она быстро доела кашу, выпила остывший чай и следом за соседкой вернулась на койку.

Больничное время – странная штука. Казалось бы, ничем не заполненное, оно должно тянуться бесконечно, но почему-то пролетает неожиданно быстро. Маше казалось, что не прошло и получаса, как они вернулись с завтрака, когда в их закуток вбежала еще одна медсестра со словами: «Девочки, обход, обход», – поправила им одеяла, смахнула рукой невидимую пыль со спинок кроватей…

Обход был впечатляющ. В узкий пенальчик вошло одновременно человек десять, все в белых халатах и шапочках, страшно торжественно. В центре этой группы шел довольно пожилой, солидного и строгого вида седовласый господин в роговых очках. К нему почтительно обращались: «Профессор».

Обход сперва подошел к Лениной кровати. Из толпы выступила женщина, в руках у нее была открытая карта. Подав ее профессору, врач стала быстро что-то рассказывать про Лену, перемежая речь латинскими словами. Маша пыталась было вслушиваться, но быстро отключилась. Профессор кивал, прочие хранили почтительное молчание. Затем врач откинула одеяло с живота Лены, профессор пощупал живот в двух местах, снова кивнул.

– Продолжайте, – милостиво сказал он врачу и направился к Маше. Все, толкаясь, устремились – насколько можно было в узком промежутке – за ним.

Про Машу рассказывал вчерашний доктор Юра, который ее принимал. Он быстро и сбивчиво оттараторил историю Машиного появления в больнице, ее жалобы, свои впечатления и закончил тем, что Маша – больная Татьяны Ивановны, та сегодня принимает смену, и он полагает оставить Машу здесь до ее прихода.

Профессор благосклонно кивнул, склонился к Маше, сам приподнял одеяло – врач Юра запоздало дернулся помочь, но не успел. На Машин живот легла сухая, твердая рука, слегка надавила, чуть сдвинулась…

– Профессор, – шепотом сказала Маша, – я со вчерашнего дня шевелений не чувствую.

Профессор молча протянул другую руку куда-то назад, в нее мгновенно легла палочка стетоскопа. Приставив стетоскоп к животу, профессор стал слушать, вытянув трубочкой губы и насупив седые брови. Маша напряженно ждала.

– По-моему, все в порядке, – наконец подытожил профессор. – Сердцебиение отчетливое. Впрочем, – тут он обернулся к врачу Юре, – направьте ее на ультразвук, пусть посмотрят еще раз. И ждите Татьяну Ивановну.

Профессор поднялся, и вся процессия потекла к выходу. Маша торопливо прошептала: «Спасибо, профессор», но вряд ли была расслышана.

Еще через какое-то время – счет ему был Машей абсолютно потерян, кроме того стало неудержимо клонить в сон – в закуток вошла молоденькая медсестра.

– Кого назначили на УЗИ?

Маша приподнялась на койке.

– Вставай, я тебя отведу.

Они вышли из-за стеклянной стены, прошли по очередному коридору – их было в этом здании какое-то бесконечное множество – зашли в лифт.

– Ты хоть причешись, – сказала вдруг Маше сестра, кивая на стенку лифта.

Маша вдруг осознала, что это зеркало. И в нем она, Маша, с всклокоченной головой и в неприлично драном халате. Пригладив волосы рукой, она попыталась как-то перераспределить на себе халат и рубашку, чтобы дырки на них хотя бы не совпадали, но тут лифт остановился, двери раскрылись, и Маша оказалась в коридоре, полном людей, не больных, а обычных, нормально одетых людей. И ей пришлось идти между ними, как сквозь строй, прикрывая руками самые крупные дыры и ловя на себе сочувственные взгляды. От стыда Маша даже не сразу узнала знакомый коридор поликлиники, где и сама, бывало, просиживала часами в очереди на этот же ультразвук.

Сейчас ее осмотрели без очереди – хоть какая-то радость. Врач, повозив по животу датчик, подтвердил сестричке, приведшей Машу, что с ребенком все в норме, если не считать обвития пуповины вокруг шеи.