она просыпалась с криками ужаса, так никуда и не делись. Напротив, они становились все ярче и отчетливее, как будто подавали знак, что совсем скоро им предстоит сбыться наяву.

— Мы будем молиться, чтобы получилось так, как задумано, государь, — склонился Александр. Он понемногу возвращал свое влияние. Хотя оно пока несравнимо с тем, что было раньше. Император пустил его на глаза впервые за очень долгое время.

— Что с Египтом? — поморщившись, спросил Ираклий. Еще одна язва, которая болела день и ночь. Потеря житницы подкосила страну. Столичный плебс голодал, проклиная беспомощную власть.

— Архонт Святослав разбил арабов, ваша царственность, — быстро ответил новый протоасикрит, который стоял тут же.

Назарий, так его звали. И десять лет назад он целовал туфли патрикия Александра. В тот самый день, когда впервые пришел к нему на службу. А вот теперь он стоял, надменно глядя на своего бывшего господина, упавшего в самый низ чиновничьей лестницы. Видит бог, Александр даже во сне представлял, как ему отрезают нос и ссылают на Кикладские острова. Мечты! Мечты!

— Он разбил арабов и выгнал все шайки бедуинов, что там еще оставались, — ответил Назарий. — И вот еще что, государь! Их меры по предотвращению чумы оказались выше всяких похвал. Нам не зазорно перенять их. Они топили корабли прямо на рейде Александрии, но не пропустили заразу вглубь страны.

— Что там с архонтом Святославом? — перебил его Ираклий. — Он оправился после ранения?

— Вполне, ваша царственность, — ответил Назарий. — Он не так могуч, как раньше, и довольно бледен. Но это объяснимо: молодой архонт потерял много крови. Думается мне, его слабость ненадолго, ведь он молод и силен.

— Мы знаем, кто хотел его убить?

— Конечно, ваша царственность, — кивнул протоасикрит. — Этот человек служил нам.

— Разве я велел убивать архонта? — вскинулся император. — Кто посмел отдать такой приказ?

— Я не отдавал такого приказа, государь, — покачал головой евнух. — Для меня это тоже стало неожиданностью. К сожалению, мы не можем спросить у него самого. Этот человек бесследно пропал.

— Так найдите его, — проскрипел Ираклий. — Найдите и отошлите в Братиславу. Не хватало еще, чтобы в этом злодеянии обвинили нас. Господь милосердный свидетель! Вся наша торговля еще держится благодаря тому, что у нас мир на северной границе. Мы двадцать лет воевали с Персией за торговый путь из Индии и Китая, а теперь арабы подминают его под себя. И за что мы, спрашивается, воевали? За что?

Все молчали, не смея перебить императора. Действительно, ссориться с архонтом Само Империи было не с руки. Ведь тогда ремесло и торговля, лишенные сбыта, умрут окончательно. Жалкий огрызок, оставшийся от великой державы, просто зачахнет, вытянув все соки из немногочисленных провинций, что еще не забрали враги.

— Найдите его! — повторил Ираклий.

— Слушаюсь, государь, — склонился вельможа.

Императрица Мартина выразительно посмотрела на патрикия Александра, и тот едва заметно качнул головой. Он уже понимал свою госпожу без слов.

Глава 39

Август 640 года. Тергестум (в настоящее время Триест). Префектура Истрия. Великое княжество Словенское.

Город, еще десяток лет назад бывший захолустной дырой, стало не узнать. Совсем недавно он едва выживал на границе с варварским миром, а теперь руины стен, щербатыми зубьями смешившие врагов, подняли ввысь свежей кладкой. Квадратные башни смотрели по сторонам неприветливо и хмуро, как и ворота, что обили по толстому дубу створок длинными железными полосами. Серьезная это была теперь крепость, весьма серьезная. Торговые ворота Словении, как-никак.

Тергестум сильно отличался от других городов. Словен тут пока еще очень мало, но число их понемногу растет. Девять из десяти жителей были римлянами, а остальные — иудеями, сбежавшими сюда от ужасов войны, притеснений и поборов со всего Средиземноморья. Впрочем, сейчас поток переселенцев иссяк. Кто хотел приехать, уже приехал, а остальные договорились с мусульманами, готами и герцогами франков. На эдикты императора Ираклия, который с тупым упрямством приказывал крестить их насильно, всем было наплевать. Деньги есть деньги, а иудеи, не платившие церковную десятину, стали настоящим спасением для вечно нуждающейся варварской знати. Впрочем, жить в Словении оказалось безопасно, но не так уж и выгодно. Местный государь сам давал деньги в рост и в этом деле конкурентов не терпел. Да и крупная торговля тоже была под ним, оставляя другим лишь крохи с богатого стола. Впрочем, и этих крох хватало на жизнь, и из Тергестума корабли шли в Марсель, Карфаген, Барселону и Константинополь. Сделать центр торговли из Александрии было бы проще, дешевле и удобней, но великий князь этого не позволял, благоразумно полагая, что не стоит давать слишком много столь далекой земле. И из-за меньшего сыновья восставали. Так всегда и бывает, когда провинция становится самодостаточной и начинает считать, что кормит метрополию.

Сегодня в порту было еще более людно, чем обычно. Пять драккаров, полных горластых данов и норвежцев, пришли из Александрии и встали у каменного пирса. В тот день портовые кабаки вздрогнули от пьяного разгула, а шлюхи, засыпанные серебром, сделали недельную выручку. Две недели в море! Тут и епископ соблазнится, не то, что простой воин. Правда, нечто подобное даны проделали на Крите, Керкире, в Салоне и в парочке портов поменьше. Но разве можно эти города сравнить в Тергестумом и его знаменитыми кабаками? Особенно с этим, самым лучшим из всех, который, по слухам, принадлежал великому князю Самославу, не чуравшегося и такого промысла. Кабак был хорош! Тут и сотня человек погулять могла без стеснения, и именно этим они и занимались в ожидании князя, обещавшего щедрые награды за верную службу. Князь прибыл через две недели, застав воинов в том грустном состоянии, когда денег уже не осталось, а выпить все еще хочется. Он прибыл вовремя, а с ним прибыл целый обоз, груженный завлекательно булькающими на кочках бочонками. Самослав прекрасно понимал, что сотня данов и запасы спиртного — вещи несовместимые, и подготовился на славу. Да и дело у него ожидалось здесь архиважное, а провернуть такое на трезвую голову совершенно невозможно…

Впрочем, до дела еще было далеко, потому что сначала великий князь пожелал увидеть своего сына и единственного внука, которому вот-вот стукнет два года.

— Отец! Мама!

— Святослав! — князь раскинул руки и обнял того, кого отправлял за море мальчишкой.

Совсем не мальчишку он видел сейчас перед собой, а сильного молодого мужчину, все еще бледного после ранения, в котором тот потерял много крови. Позади стояла Юлдуз, которая держала на руках Александра. Малыш с любопытством смотрел на толпу родственников, переводя узкие карие глазки с одного на другого. Берислав, Кий и